Это не было хорошим предзнаменованием для будущего.
Затем запоздалый колокольчик тревоги зазвонил в ее голове. Было еще кое-что, что нужно было учесть. С одной стороны, если она отправится в Брук-Хаус, то она сможет часто видеть Марбрука. С другой стороны, если она отправится в Брук-хаус… то она будет часто видеть Марбрука. В любом случае Феба будет обречена находиться в его компании чаще, чем ей это понравится – или намного меньше, чем она будет этого желать.
Лорд Брукхейвен повернулся к викарию.
– Сэр, я могу отвезти вас в Брук-Хаус сейчас. Мой камердинер будет счастлив позаботиться о ваших нуждах. – Оставив викария моргать от замешательства при мысли, что его штаны будет застегивать другой человек, Брукхейвен повернулся обратно, чтобы доброжелательно взглянуть на остальных. – Думаю, что леди, возможно, предпочтут прогуляться и нанести визит Лемонтёру. Я слышал, что он очень популярен в наших кругах.
От того, как задохнулась Тесса, а у Дейдре даже загорелись глаза, этот Лемонтёр был кем-то одновременно желанным и исключительным. Феба не видела Тессу такой возбужденной с тех пор, как Дейдре сумела станцевать второй вальс с семидесятилетним герцогом.
– В конце концов, – продолжал Брукхейвен, – мисс Милбери понадобится приданое, приличествующее маркизе.
Теперь Феба ощущала себя глиняной мишенью во время соревнований по стрельбе. Яркая зависть вспыхнула в глазах Тессы и Дейдре. Если бы пронзительные взгляды могли убивать, то Феба была бы разорвана на части.
– Кто такой Лемонтёр? – спросила Софи.
Феба обрадовалась, что Софи не побоялась показаться бесхитростной, потому что она сама сгорала от желания узнать это.
Тесса наклонила голову и посмотрела на Софи с неубедительной любящей жалостью.
– Дорогое дитя, ты и в самом деле должна выбраться из своей маслобойни. Лемонтёр – единственный самый исключительный дамский портной в Лондоне. Почти невозможно заполучить хотя бы час его времени, не говоря уже о том, чтобы заставить его согласиться создать целый гардероб!
Феба заморгала.
– Это очень щедро, милорд, но я…
Маркиз вкрадчиво потрепал ее по руке.
– Это не имеет значения, моя дорогая. В конце концов, нельзя заставлять жену выглядеть безвкусно, не так ли?
Безвкусно. Феба сомневалась, что он осознавал, что наносит ей оскорбление.
Викарий откашлялся.
– Я не хотел бы обидеть вас, милорд, но леди Тесса ощутила необходимым поговорить со мной, так что, боюсь, я должен поговорить с вами. Что насчет вашего… брата?
Брукхейвен замер.
– Что с ним?
Каждая частица Фебы точно так же застыла. Что насчет Марбрука? Почему викарий говорил так… осторожно? Это звучало так, словно он хотел поговорить о предмете, не предназначенном для ушей леди, что было смехотворно, потому что Марбрук был совершенно респектабелен…
– Ваш... хм… брат будет проживать в Брук-Хаусе вместе с молодыми леди, милорд?
На лице Брукхейвена не дрогнул ни один мускул.
– Да. Также как вы и леди Тесса. Надеюсь, вы не подразумеваете, что здесь существует какая-то непристойность, сэр.
Тесса склонила голову, чтобы яростно зашептать что-то Дейдре. Феба разрывалась между желанием подслушать и обратить внимание на растущее напряжение между викарием и маркизом. Викарий, который казался почти в экстазе от помолвки, никогда не стал бы вести себя так оскорбительно, если только на то не было причины – с Марбруком было что-то не так.
– Повеса. – Феба ясно услышала это слово в присущем Тессе шипении, этим тоном она сообщала самые пикантные – и самые непристойные – обрывки сплетен. – Выродок.
Нет. И все же…
Он не отрицал, когда она спросила его о том, был ли он повесой. Он только улыбнулся.
И разве сама Феба не почувствовала, что в нем есть что-то не вполне респектабельное? В конце концов, он увлек ее на террасу без представления…
Он спас ее. За это она все еще была ему благодарна.
– Скандал следует за Марбруком, как верная собака, – прозвучало последнее триумфальное шипение Тессы.
Скандал.
Пока Феба сидела рядом с мужчиной, который сделал ее отца таким счастливым, у нее возникло бездыханное ощущение того, что ее почти переехала карета – и что ее только что вытащили из-под колес.
Как ей повезло. Она почти споткнулась на неправильном мужчине. Опять.
Старый позор вновь поглотил ее. Не стыд из-за того, что ее репутация была разрушена, а сокрушительное чувство того, что с ней должно быть что-то не так, раз она смогла оказаться такой доверчивой.
– … я уверяю вас, что не о чем беспокоиться, – говорил Брукхейвен со странным отсутствием выражения. – Молодые леди будут в совершенной безопасности в Брук-Хаусе.
В безопасности от Марбрука. Словно он был бешеной собакой, склонной кусать неосмотрительных леди.
Брукхейвен встал.
– Я немедленно пошлю свою прислугу, чтобы они приступили к работе. – Он повернулся к Фебе. – Я поставил в известность Лемонтёра, что вам немедленно понадобится одно платье. Я хочу сразу же привести все дела в движение, организовав сегодня вечером обед в Брук-Хаусе. Мой брат и я… – его глаза сверкнули в сторону викария. – Мы соберем избранную группу друзей, чтобы встретиться с вами.
– Сегодня вечером? – не подумав, произнесла Феба. – Кто придет после такого короткого уведомления?
Бркухейвен странно посмотрел на нее.
– Они придут, если я приглашу их.
Феба отступила.
– О да. Конечно. – Она должна помнить, с кем разговаривает. Маркиз не должен беспокоиться о том, что у его гостей будут другие планы на этот вечер.
Или что у нее есть другие планы на свою жизнь.
Рейф ждал Колдера в экипаже Брукхейвенов, оставленном возле дома, где жила мисс Феба Милбери со своей тетей и кузинами. Он пришел сюда, чтобы поговорить с Колдером, а, конечно же, не для того, чтобы взглянуть на Фебу.
Тот факт, что он не мог оторвать свой взгляд от фасада дома, заставлял его ощущать себя дураком.
Рейф принял решение. Он решил отправиться в… ну, куда-нибудь, как можно дальше от новой леди Брукхейвен. Америка подойдет, или Африка. У Рейфа не было средств на проезд, но у него было несколько ценных вещей, которые с каждым мгновением значили для него все меньше и меньше.
В любом случае, он уехал бы после свадьбы, до того, как миледи въедет в дом. Это было важно. Но он не хотел думать, почему.
К тому времени, когда Колдер вышел из дома, Рейф придумал и отбросил тысячу способов поднять в разговоре тему своего отъезда. Все они заставляли его выглядеть чрезвычайно капризным. Но его отчаяние было настолько велико, что все это начинало Рейфа беспокоить.
