– Никто из них не обязан оставаться у меня, – спокойно возразила она. – И у меня не благотворительная организация.
Генри поморщился, очевидно, не решаясь сказать: «А куда им еще деваться-то?»
Генри продолжал позвякивать горшками и сковородками.
– Нет, мадам, конечно, нет. Вы лишь принимаете девушек, у которых нет ни друзей, ни надежды, и даете им шанс на лучшую жизнь.
– Хм... Кто-то считает, что я их совращаю. – Афродита недовольно повела плечами. – Вот почему, как только они оказываются у меня, путь в респектабельное общество для них закрыт.
– Тогда, думаю, эти «кто-то» должны поговорить с девушками, – спокойно ответил Генри, – и поинтересоваться, лучше ли их теперешняя жизнь, чем та, которая у них была бы, не попади они сюда. Некоторые люди носят мораль, словно цепь на шее, – они предпочли бы, чтобы девушка умерла с голоду, но не жила независимой жизнью, которой вы можете ее научить. Конечно, и в этом есть риск, но риск существует во всем, что мы делаем.
Афродита наконец улыбнулась:
– Ты очень хорошо это все изложил, друг мой.
Генри поправил пенсне на носу.
– Думаете, нападение на лорда Роузби было нацелено на вас, мадам, кто-то хочет повредить «Клубу Афродиты»? А может, они хотят нанести вред вам?
– Помолчи, Генри. – Афродита предостерегающе сдвинула брови, и ее рука, унизанная кольцами, легла на плечо Мариэтты. – Я пришла, чтобы сказать дочери, что лорд Роузби пожелал отправиться домой. Доктор только что осмотрел его и сказал, что он в порядке, так что сейчас Добсон отправляется за каретой. Думаю, пострадавшему будет гораздо удобнее находиться в знакомом окружении.
Мариэтта вскочила, но тут же заставила себя снова сесть.
– Я рада, что ему лучше.
– Вот и хорошо. Думаю, тебе следует поехать с ним, – спокойно проговорила Афродита.
Мариэтта взглянула в глаза матери. Что это – искренняя забота о здоровье Макса? А может, Афродита дает ей возможность начать свою практику?
И что он скажет в ответ на ее признание?
Конечно же, он скажет «нет». Что ж, тогда ей придется искать возможность убедить его сказать «да».
– А Макс хочет, чтобы я с ним поехала? – неожиданно поинтересовалась она.
– Тсс! Что хочет лорд Роузби – не важно; главное, что ты на этом настоишь.
Она настоит? Это звучало многообещающе. Может, она и правда сумеет сделать так, что Макс пойдет у нее на поводу... а может, и нет – в любом случае он и понятия еще не имеет, что ему суждено сыграть роль ключа, который поможет ей открыть замок на пути к цели.
Когда они добрались до вестибюля, карета для Макса уже прибыла, и Мариэтта подумала, что это очень симпатичная карета для сына герцога, лишенного наследства, с гербом бывшего владельца на боку и высоким кучером в форме, аккуратно придерживавшим лошадей. Как раз в этот момент в галерее появились два дюжих лакея – они несли лорда Роузби на руках. Рядом шел Добсон, давая необходимые указания.
Макс был одет все в ту же запачканную одежду, что и накануне, а его лицо еще больше побледнело. Губы Макса уже сложились в упрямую линию, которую Мариэтта уже стала без труда узнавать. Похоже, сын герцога, лишенный наследства, все же решил добиться своего.
– Мариэтта проводит лорда Роузби, – громко объявила Афродита.
– Да, мадам. – Добсон поклонился; при этом единственным свидетельством его удивления были слегка поднятые брови.
Однако тут в ситуацию неожиданно вмешался еще один голос.
– Нет, не проводит, – коротко заявил Макс.
– Непременно провожу, – заспорила Мариэтта, забыв, что должна сохранять спокойствие. – Вы выглядите словно покойник. Что, если по дороге домой у вас случится рецидив? Кто-то должен позаботиться о вас, и именно этим я собираюсь заняться.
– Позаботиться обо мне? Но с чего вы решили, что мне нужна помощь?
– А разве нет? Чего вы боитесь? Даю слово, что не изнасилую вас в вашей карете.
Неожиданно Макс рассмеялся и тут же застонал, вероятно, от боли.
Мариэтта больше не спорила; она молча направилась за ним к карете и помогла получше устроить его. Внутри было множество подушек и валиков, кем-то мудро разложенных на сиденьях, а также дорожный плед, которым она суетливо обернула Макса, смотревшего на нее недоверчивым взглядом.
– Будьте милосердны, – наконец взмолился он, – оставьте меня в покое.
– Вам не следовало подниматься с постели. Я вас предупреждала, но вы меня не послушали.
Его глаза сверкнули из-под густых ресниц!
– Можете мне не верить, мисс Гринтри, но понимание вашей правоты вряд ли улучшит мое нынешнее состояние. Почему меня не мог проводить домой мой слуга? Кстати, где Поумрой?
– Не знаю где, наверное, чем-то занят.
Макс закрыл глаза, видимо, решив никогда больше их не открывать, и Мариэтта улыбнулась про себя. Потом она откинулась на мягкие подушки, и карета тронулась. С ее стороны было большим эгоизмом считать, что, возможно, рана Макса принесет ей пользу, но если она сможет выудить из него обещание, пока он пребывает в столь ослабленном состоянии, тем лучше для нее.
Тут только Мариэтта вспомнила, что понятия не имеет о том, где живет Макс. Спросить у него она не решалась, так как он лежал неподвижно и явно страдал от боли. Получалось, что она ехала к почти незнакомому человеку. Эта мысль привела ее в замешательство. Афродита выбрала Макса в качестве мужчины, на котором можно попрактиковаться, и поначалу эта задача казалась ей очень простой, но сейчас...
Мариэтта вдохнула и тут же напомнила себе, что в любой момент может передумать, но...
Что тогда ей остается? Жизнь в тени? Это вообще не жизнь. Зато, став девушкой Афродиты, она будет жить полной жизнью, и ее сердце будет защищено. Мужчины обеспечат ей беззаботную жизнь и возможность развлекаться, но она не будет их любить. Вот и Макс для нее не более чем мужчина, которого она должна научиться ублажать.
Удовлетворенная столь убедительным анализом ситуации, Мариэтта успокоилась, но тут снаружи неожиданно послышался треск, и кучер, разразившись потоком ругательств, свернул в сторону. Карета накренились, и Мариэтта, вцепившись в кожаный ремень, выглянула в окно. На дороге она увидела телегу с бревнами; часть бревен раскатилась по дороге.
Взглянув на Макса, Мариэтта поняла, что описание этой сцены не произведет на него никакого впечатления: глаза его были зажмурены, зубы стиснуты – видимо, в этот момент он испытывал сильную боль. Лучше бы он и в самом деле остался у Афродиты, но теперь рассуждать об этом было уже поздно.
– Вы хотите, чтобы я... – начала она.
– Нет.
– Но вы даже не знаете, что я собираюсь сказать...
– Мне все равно.
