— Может быть, ты помнишь меня? — спросила она, не решаясь войти в комнату без приглашения.
— Да, — сказал он, помолчав. — Да, конечно помню.
— Там музыка, — заметила она.
Так оно и было: из большой гостиной доносилось пиликанье скрипки, топот ног и бравые восклицания. Судя по всему, веселье было в разгаре. После такого гулянья многие гости под утро заснут прямо на полу.
— Твоя сестра говорит, что ты прекрасно танцуешь, — сказала она, все еще робко, но не без настойчивости.
— Да я невесть сколько времени не танцевал, — неуверенно возразил Джейми, вдруг почувствовав, что при звуках музыки ноги сами стали проситься в пляс.
— Это «Вереск, вот моя постель». Знаешь эту мелодию? Может быть, пойдем посмотрим, все ли ты забыл?
Она протянула ему маленькую и изящную руку. Джейми встал, принял предложенную руку и сделал первые шаги в поисках себя.
— Это было здесь, — сказал он, обведя взглядом комнату, где мы сидели. — Дженни распорядилась убрать всю мебель, кроме одного стола с едой и виски. Скрипач стоял там, у окна. Молодая луна светила над его плечом.
Он кивнул в сторону окошка, в которое скребся куст, и на лице его промелькнул мимолетный отблеск того Нового года. Меня это неприятно кольнуло.
— Мы танцевали всю ночь напролет, иногда с другими, но главным образом друг с другом. А уже на рассвете многие отправились по народному обычаю гадать. Мы тоже пошли. Ты знаешь этот обычай: одинокие женщины закрывают глаза, кружатся, а когда открывают, то первое, что они увидят, должно рассказать им о суженом.
Было много смеха, когда гости, подогретые виски и танцами, толкались у двери. Лаогера держалась позади, раскрасневшаяся и смеющаяся, сказав, что это игра для юных девиц, а не для матроны тридцати четырех лет. Но остальные настаивали, и она предприняла попытку. Развернулась три раза по часовой стрелке и, открыв дверь, вышла на холодный утренний свет и завертелась снова. И когда она открыла глаза, полные ожидания, они остановились на лице Джейми.
— В общем… она была вдовой с двумя детьми. Ей нужен был муж, это ясно. Мне нужно было… что–то.
Джейми уставился на очаг, на красную массу торфа, дающую тепло, но совсем мало света.
— Я подумал и решил, что мы могли бы помочь друг другу.
Они тихо поженились в Балриггане, и он перевез туда свои немногочисленные пожитки. А меньше чем через год уехал оттуда и отправился в Эдинбург.
— А что же случилось? — спросила я с любопытством.
Джейми беспомощно поднял на меня глаза.
— Не могу сказать. Не то чтобы было так уж плохо, просто ничего не складывалось. — Он устало потер рукой лоб. — Наверное, в этом была моя вина. Я все время как–то ее разочаровывал. Бывало, за ужином ни с того ни с сего глаза ее наполняются слезами, она, рыдая, выходит из–за стола, а я остаюсь сидеть, гадая, что на сей раз сделал не так.
Он сжал кулак на покрывале, потом напряжение его отпустило.
— Господи, я никогда не знал, что сделать для нее или что сказать! Что бы я ни говорил, все было не так. И бывали дни — да что там дни, недели! — когда она не разговаривала со мной, отворачивалась, когда я подходил к ней, и стояла, уставившись в окно, пока я не уходил снова.
Его пальцы пробежались по параллельным царапинам на лице и шее. Теперь они почти зажили, но следы моих ногтей были все еще заметны на его светлой коже. Он покосился на меня.
— Ты никогда не поступала так со мной, англичаночка.
— Это не мой стиль, — согласилась я с улыбкой. — Если я сержусь на тебя, ты, черт возьми, по крайней мере знаешь почему.
Он хмыкнул и снова прилег на подушки. Некоторое время мы оба молчали. Потом, глядя в потолок, он сказал:
— Я думал, что не хочу ничего знать, как это было — с Фрэнком, я имею в виду. Наверное, я был не прав.
— Могу рассказать тебе обо всем, что ты захочешь узнать, — сказала я. — Но не сейчас. Пока твоя очередь.
— Она боялась меня, — тихо проговорил он после долгого молчания. — Я пытался быть с ней деликатным… Господи, да просто из кожи вон лез, делая все, что, по моему разумению, могло понравиться женщине! Но все без толку.
Его голова беспомощно повернулась, оставив вмятину в перьевой подушке.
— Может быть, дело было в Хью, а может быть, в Саймоне. Я знал их обоих, и они были хорошими людьми, но никто не знает, что происходит на супружеском ложе. Может быть, причина заключалась в вынашивании и родах: не всем женщинам это дается легко. Так или иначе, несмотря на все мои потуги, что–то во мне ее задевало или ранило. Стоило к ней прикоснуться, как она вздрагивала с болью и страхом в глазах.
Вокруг его закрытых глаз разбегались грустные морщинки, и я порывисто взяла его за руку.
Он мягко сжал мою ладонь и открыл глаза.
— Вот почему в конце концов я ушел, — тихо сказал он. — Я просто не мог больше этого выносить.
Я молча держала его руку, положив палец на пульс и считая удары. Пульс, к счастью, был медленным и равномерным.
Джейми поерзал в кровати, двинул плечами и тут же сморщился.
— Рука очень болит? — спросила я.
— Немножко.
Я наклонилась над ним, коснулась лба. Он был очень теплым, но жара не было. Между густыми рыжими бровями залегла морщинка, и я разгладила ее.
— Голова болит?
— Да.
— Пойду заварю тебе чая из ивовой коры.
Я хотела встать, но он удержал меня.
— Мне не нужен чай. Зато мне полегчало бы, будь у меня возможность положить голову тебе на колени, чтобы ты потерла мне виски. Немножко, а?
Голубые глаза смотрели на меня, прозрачные, как весеннее небо.
— Ты мне зубы не заговаривай, Джейми Фрэзер, все равно я не забуду о следующем уколе.
Тем не менее я уже отодвинула стул и села на кровать рядом с Джейми.
Он удовлетворенно заурчал, когда я уложила его голову себе на колени и принялась поглаживать ее, потирая ему виски, убирая назад густую волнистую массу его волос. Его шея сзади была мокрой, и я убрала оттуда волосы, тихо подула и увидела, как по коже побежали пупырышки.
— Ой, как приятно, — пробормотал он.
Вопреки недавнему решению не прикасаться к нему иначе как в медицинских целях, пока между нами все не утрясется, я поймала себя на том, что мои руки сами собой поглаживают четкие рельефные изгибы его шеи и плеч, ища твердые узлы позвоночника и широкие плоские крылья лопаток.
Мои ладони ощущали его крепкое тело, бедром я чувствовала теплое дыхание, и, когда пришло время переложить его обратно на подушку и взяться за ампулу с пенициллином, мне пришлось призвать на помощь всю силу воли.
— Ладно, — сказала я, откинув простыню и потянувшись к подолу его рубашки. — Быстрый укольчик, и ты…
