и девушка назвала этот кулон «Регентропф», потому что жемчужина показалась ей очень похожей на каплю дождя.
– Это цепочка Эльзы, – произнёс Генрих, поворачивая в пальцах кулон.
– Да. И гер Штаузенг сказал, что сей кулон был её любимым украшением, – добавила Хармина.
– Эльза сказала тогда, что оно может стать реликвией моей фамилии.
– Вот и стало.
– Да, действительно.
Берхард, широко раскрыв глаза, заворожено смотрел на лёгкий блеск жемчужины, лежавшей на отцовской ладони, потом протянул к ней свою ручку и потрогал пальчиками. Однако он, видимо, вспомнил, что место этой вещицы вовсе не в чужой руке, так как схватил кулон и спрятал его у себя за пазухой.
– Да, малыш, это твоя вещь, – признал Генрих, погладив сына по чёрным кудряшкам на голове. – Никто у тебя её не отберёт. Ахим правильно сделал, что надел Берхарду кулон.
– Очень правильно, – согласилась Хармина. – Так душа матери будет ближе к сыну.
– Пусть носит эту жемчужную «капельку», не снимая.
– Гер Штаузенг пожелал того же.
Спрятав кулон, малыш Берхард снова захотел попрыгать на отцовских коленях, о чём сообщил звонким возгласом и энергично потянул папу за рукав, пытаясь при этом подняться на ножки. Отец устало вздохнул, но всё же весело улыбнулся игривому сыну и позволил ему продолжить прерванную забаву.
– Вы так и не надумали составить гороскоп Берхарда, ландграф? – поинтересовался Клос Кроненберг, отойдя от камина и присев на стул рядом с собеседниками.
– Нет. Я не меняю своих решений и принципов, – дал твёрдый ответ Генрих. – А ты составил для Кларка?
– Составил.
– И как? Судьба Кларка нарисовалась хорошей? Надеюсь, никаких ужасных потрясений для него не уготовлено?
– В судьбе моего сына будет и хорошее, и плохое, но ничего глобального: ни больших побед, ни больших поражений.
– Это тоже неплохо. Значит, жизнь Кларка протечёт гладко и спокойно. Главное, чтоб он вырос сильным, здоровым и смог продолжить твой род.
– Да уж, вы правы, ландграф, – поддержала Хармина. – Для счастья нужно немного: мир в семье, здоровье родных, благополучие детей.
– Кстати о благополучии. Угомонись, Берхард, отдохни немного. – Генрих усадил сына на свои колени, и на этот раз, видимо, тоже устав прыгать, малыш сразу послушался папу. – Клос, Хармина, вы очень помогли мне в последний год, много сделали для меня и моего сынишки, и я хочу вас отблагодарить. Клос Кроненберг, я освобождаю тебя от ренты, которую ты мне исправно платишь. Указ об этом уже готов и мною подписан. Владей этими угодьями свободно, заводи свои порядки, и сын твой пусть так же будет свободен от обязательств перед Регенплатцем.
– О, ландграф…
Клос был обескуражен столь неожиданным и радостным известием. Он нерешительно поднялся со стула и сбивчиво проговорил:
– Я… Я безмерно благодарен вам. Но… Но вы должны знать, что моя помощь вам, моя служба вам бескорыстны…
– Я это знаю, – дружески улыбнулся Генрих. – Потому и благодарю тебя за верность, за искренность, и жене твоей милой Хармине за доброту отплачу щедро.
– Не нужно больше ничего, ландграф, – скромно ответила молодая женщина. – Вы и так сделали нам слишком щедрый подарок.
– Нужно, Хармина, – заверил Генрих. – Вы как никто достойны привилегий. Я скоро поеду к королю и обязательно расскажу ему об отважном и благородном роде Кроненбергов. Хочу, чтоб ему наконец присвоили дворянский титул.
– О, ландграф, это…
– Но хватит об этом, друзья мои, – прервал Хармину Генрих. – Поговорим о другом. У меня есть к вам одна большая просьба.
– Можете просить нас о чём угодно, – заверил Клос.
– Как вы знаете, Патриция на сносях. Через месяц, а то и раньше она произведёт на свет ребёнка. Ей сейчас очень тяжело, лекарь Гойербарг в большой тревоге за её здоровье.
– Бедная Патриция, – горестно вздохнула Хармина. – Я ежедневно молю всевышнего дать ей терпения и мужества вынести эти муки и выжить ради её детей.
– Она выдержит. Патриция сильная женщина и очень любит жизнь, хотя и бороться за неё ей будет трудно. Но я постараюсь ей помочь всем, чем могу. Всё внимание моё, всю заботу направлю лишь на Патрицию и младенца. За ней и детьми будет постоянный уход и присмотр… Надо же, Берхард заснул у меня на руках, – прервал свой разговор Генрих, с нежностью взглянув на задремавшего малыша. – Устал, или наш говор его убаюкал?
– Скорее всего, и то, и другое, – ответила Хармина. – Вот и у Кларка глазки слипаются. Мальчики сегодня днём мало спали…
– Я обещал забрать Берхарда к себе до наступления нового года, – вернулся Генрих к прерванной теме. – Но вы сами видите, какое положение сейчас в моём доме. Конечно, я найму ещё нянек, но… Сейчас все будут на нервах, в переживаниях… Всё внимание лишь к Патриции. К тому же Гойербарг боится, как бы нездоровье матери не передалось и ребёнку…
– Вы хотите оставить Берхарда у нас? – Хармина прекрасно поняла смысл сбивчивой речи ландграфа.
– Ненадолго, – тут же отозвался Генрих. – Может, до весны…
– Берхард может жить у нас любое количество времени, – заверил Клос. – Неужели вы в этом сомневались? Здесь его второй дом, здесь молочный брат его и крёстные родители.
– А я так привязалась к малышу Берхарду, что даже рада вашему желанию не забирать его от нас, – с улыбкой добавила Хармина.
– Спасибо, друзья. Мне трудно далось такое решение, так как скучаю по сыну и с нетерпением жду того дня, когда введу Берхарда в замок Регентропф, в дом его предков. Но сейчас ни я, ни тем более Патриция не сможем уделить малышу того внимания, которое он получает здесь.
– Вы правы, мальчику будет одиноко в незнакомом доме среди чужих людей, – согласилась Хармина. – Пусть остаётся пока у нас.
– Как только Патриция поправится, Берхард тут же переедет в Регентропф.
– Извините за вопрос, ландграф, но если Патриция родит вам сына, вы своим наследником всё равно объявите Берхарда? – поинтересовался Клос.
– Конечно, – не задумываясь, ответил Генрих. – Я, безусловно, буду рад ещё одному сыну, но решения своего менять не собираюсь. Берхард – мой старший сын, и только он унаследует правление в Регенплатце. Но к чему этот вопрос, Клос? Думаешь, вассалы не поддержат его, не присягнут в верности?
– Для них он бастард.
– И что с того? Когда Патриция признает Берхарда своим сыном, его никто больше не посмеет назвать бастардом.
– Да, конечно, – согласился Клос Кроненберг, однако такие доводы всё же не смогли усмирить возникшие в его душе тревоги.
– К чему сейчас эти рассуждения? – мягко произнесла Хармина. – Ещё не известно, кто родится у Патриции. Может, девочка? Тогда и спорить будет не о чем.
– Действительно, – поддержал Генрих. – Разве вопрос о наследстве в
