ты должен принять: рауты и все такое, полагаю. Это просто повод войти в чей-то дом, с кем-то поздороваться, а потом уехать. Для этого потребуются визитные карточки.
— У меня есть. Но как же все это странно и…
Ван отмахнулся:
— И не говори! Столько всяких правил. Но все пэры Англии вынуждены посещать разные сборища, которые нельзя назвать избранными. Есть еще Театры и, возможно, выставки. Когда тебя увидят с Марией, это придаст твоей персоне вес.
— Очень любезно с твоей стороны. — Дариен пытался решить, стоит ли принимать такую помощь.
— Ты все еще боксируешь? — поинтересовался Ван.
— А что? Не терпится схватиться со мной?
— Всегда! — заулыбался Ван. — Это такой род занятий, во время которого ты общаешься с нужными мужчинами. В пятницу вечером? Можем отправиться в «Джексоне».
— С удовольствием.
Ван коротко пожал ему руку.
— Как здорово, что мы снова вместе, Канем! И на этот раз смерть осталась в далеком будущем.
Дариен проводил гостя до дверей, надеясь, что все сказанное им — правда.
Ощущение дружеского участия согрело. В то же время его обеспокоило появление новых линий на шахматной доске. Сейчас в игре три королевы, и они могут стать тремя мойрами [1], которые решат, жить ему или умереть.
Быстрая оценка подсказала, что он больше не может воздействовать на ситуацию своими силами: это равнозначно воздействию на трех мойр, — потому вернулся в кабинет и опять занялся малопонятной бумажной работой. Не успел он закончить сравнение двух страниц, как опять раздался стук в дверь.
Что там еще?
На этот раз, как обычно, Пруссок принес послеполуденную почту. Увидев три письма, Дариен понадеялся, что среди них есть от Фрэнка, но нет: одно было от поверенного, другое — от нового управляющего Стаурс-Кортом, его поместьем в Уорвикшире, а третье без обратного адреса.
Сломав печать, он развернул лист бумаги и увидел плохо напечатанную карикатуру. Такие рядами выставляют в книжных лавках. Эта карикатура была ему знакома: такую же, тоже анонимно, Дариен получил во Франции в прошлом году, через неделю после смерти отца и брата.
На ней были изображены два толстяка, растянувшихся на склоне горы, у подножия которой разверзлась преисподняя. Вцепившиеся в их обутые в сапоги ноги бесенята тащат своих жертв вниз. Там, в преисподней, полыхало пламя, а Люцифер и огромный жирный монстр поджидали парочку.
Чтобы ни у кого не было сомнений, кто есть кто, монстр был снабжен подписью «Чокнутый Маркус Кейв», а двое мужчин были обозначены как «Нечестивый Кристиан Кейв» и «Мерзкий виконт Дариен». Наверху, в облаках, расположился Бог с молниями в руках, которые он собирался метнуть вниз. Большими четкими буквами было напечатано «Кейв».
В самом низу имелась подпись, как на картине: «Гнев Божий».
— Прекрасно! — пробормотал Дариен в адрес отправителя. — И пошел к дьяволу тоже!
В главном карикатура была правильной: его отца, шестого виконта, и второго старшего брата — того самого «Нечестивого Кристиана Кейва» — нашли мертвыми на торфяниках рядом со Стаурс-Кортом. Они вышли поохотиться и погибли от удара молнии во время грозы.
Узнав об этом, Дариен никакой скорби не испытал: возможно, досаду, оттого что смерть их была столь бездарной. Свое отвратительное преступление Маркус совершил шесть лет назад, погиб через год, а гнев Божий разразился совсем недавно.
Эту карикатуру опять перепечатали и распространили, но кто за этим стоит? В дверь опять забарабанили, Дариен смял листок с рисунком в кулаке.
— Боже милостивый! Что еще? — взревел Дариен, вскакивая, и тут же вспомнил, что дурные вести всегда приходят третьими.
На пороге стоял Пруссок, и вид у него был еще более страдальческий.
— У вас еще один гость, милорд.
— Ты имеешь в виду, визитер?
— Нет, милорд. Он сказал, что намерен у вас остановиться.
— Кто?…
Но за спиной у дворецкого уже появился тот самый джентльмен, о котором шла речь: огромный, круглый, сияющий, похожий на херувима.
— У тебя прекрасный дом, Канем! — провозгласил Пуп Аппингтон, урожденный Персиваль Артур, бывший лейтенант полка, в котором служил Дариен.
Родители мечтали вырастить воина и отправили его в армию, когда мальчику еще не исполнилось двенадцати. Каким-то чудом юноша от корнета дослужился до лейтенанта под началом капитана Кейва.
Прозвище Пуп он получил еще в школе, но перспектива превратить его из щенка в пса не вызвала ни в ком сопротивления.
Наверное, поэтому Дариен не попытался отделаться от него, а помог уцелеть во время войны на Пиренеях, потом во Франции, пережить фальшивый мир, пройти через Ватерлоо. У всего этого были несчастливые последствия. Пуп стал преданным, как щенок. Дариен решил, что избавился от него, когда в конце прошлого года молодой человек унаследовал капиталы отца, однако он не ушел из армии и был предан, как всегда.
Когда продал свой офицерский чин, Дариен решил, что перерезал пуповину, тем более что Пуп в то же самое время отправился оформлять свое скромное наследство. Так что, черт возьми, он делает здесь?
— Спасибо, Пруссок, — растерянно поблагодарил слугу Дариен.
Когда тот сделал шаг в сторону, чтобы обойти гостя, открылся вид на изумительный жилет, который обтягивал круглый живот Пупа. Его украшал пейсли — шотландский орнамент желтого и синего цветов. Пуп был одет сокрушительно, по последней моде, что включало воротник, который подпирал уши, и огромный галстук, который по идее должен был изображать завихрение водопада, но вместо этого напомнил Дариену вилок цветной капусты.
— Что ты здесь делаешь, Пуп?
— Понемногу осваиваюсь в Лондоне, — ответил молодой человек. — К тому я подумал: у Канема есть свой дом, но нет ни жены, ни семьи, а стало быть, ему нужна компания.
Сияющий вид гостя подтверждал его уверенность в своей правоте.
Вот уж действительно, дурные вести всегда приходят третьими.
— Тебе здесь не понравится, Пуп. Я персона нон грата.
— Персона… чего?
— Тот, кого нигде не принимают, никуда не приглашают. Никаких тебе вечеров, балов, вообще ничего. — Черт, он начинает говорить, как Пуп. — Тебе удобнее остановиться на постоялом дворе или в гостинице.
Свободный, ничем не связанный Пуп — в Лондоне!
Черт возьми дважды!
— Все прекрасно, Канем! Это лучше, чем ордер на постой, да?
Почему, дьявол побери, он не дал Пупу утонуть в Луаре, когда был такой шанс? Дариен продолжал готовить другие аргументы, когда раздался очередной стук в дверь.
— Заходи! — крикнул он во весь голос.
Это уже ни в какие рамки! Раньше такого никогда не бывало.
Вошел Пруссок и принес единственное письмо — на сей раз на подносе и с выражением почтительности.
— От герцогини Йовил! — объявил он таким громким голосом, что наверняка услышали в доме
