– Да, сказала. – Оливер заметил, с какой пронзительностью смотрела на него леди Витью. – Она, конечно же, имела в виду некую воображаемую общность наших душ. – Он молил Бога, чтобы это так и оказалось.
«Слушай меня, Оливер Ворс. О, я знаю, ты не можешь меня слышать, но я все равно требую, чтобы ты слушал, дурак!
Ты не замечаешь меня. В твоих глазах я ничтожество в сравнении с тобой. Скоро ты пожалеешь, что не предвидел того, каким опасным врагом я могу оказаться. Но будет слишком поздно. Ты оценишь меня в тот момент, когда заглянешь в глаза своей смерти.
Такой красивый, такой сильный, такой уверенный в себе. Давно ли я осознал, что этот момент должен наступить? Очень давно. Слишком много времени потеряно, и то, что должно было принадлежать мне, оказалось недосягаемо для меня.
Твоя погибель стоит тенью у тебя за спиной. Обернись!
Ты меня не видишь, зато я вижу тебя – и буду следить за каждым твоим движением, вплоть до самого последнего.
Тебе нравится водить за нос высокопарного болтливого профессора и его дочь? Используй их. Я тоже их использую, использую их обоих – вас всех. Ты будешь жалеть о том дне, когда ты явился в их дом.
Оливер Ворс, такой красивый и могучий, как ловко ты сидишь на своей лошади. Бесстрашный. Твои ноздри трепещут от запаха дыма и пота, ты создан для того, чтобы все восхищались тобой, восседающим на коне. Лошадь гарцует под тобой, и ты улыбаешься, уверенный в том, что весь мир принадлежит тебе.
Посмотри! Посмотри сюда, и ты увидишь меня. В темноте возле гостиничной стены. Ты не можешь меня разглядеть? Я наблюдаю за тобой, Оливер Ворс, незваный гость. И я рад, что ты явился именно теперь, потому что я готов положить этому конец, положить конец тебе.
Я уничтожу тебя. Ты меня слышишь? Я здесь, Оливер Ворс, и я выжму из тебя твою душу!
Ты тешился своей силой, строил планы, как смешать меня с грязью. Ты мечтал увидеть, как я корчусь у тебя под ногами, мечтал поставить сапог на мою голову и уничтожить мою честь и мою жизнь.
Ты не знаешь, что я читаю каждую твою мысль, угадываю все, что ты замышляешь против меня. Ты не можешь постичь, откуда я знаю все твои злые умыслы, даже те, что еще не вызрели. Но я осуществлю свою месть, отберу все, что тебе дорого, и буду смеяться, когда ты будешь молить о пощаде.
Самонадеянный. Столь убежденный в успехе своих замыслов. Посмотри на себя. Ты слеп перед лицом угрозы. Я прямо перед тобой, но ты еще не ощущаешь моего присутствия. Я уже прикоснулся к тебе, но ты меня не узнал. Лошадь, на которой ты скачешь, хранит на себе след моей руки, но ты никогда не узнаешь – пока я сам не скажу об этом, – как трудно было мне противостоять соблазну. Я мог бы ослабить подпругу той ночью, а потом плакать вместе со всеми, когда седло сорвалось бы. Все бы кричали в ужасе. Но ты пока еще не должен умереть, я хочу твоего полного поражения.
Ты не догадываешься об этом, но ты не столь грозный противник, каким мог бы быть. Если ты свободен и тебе нужно защитить свою шкуру, ты будешь драться до смерти. Я знаю это. Твоя смерть против моей – если ты меня обнаружишь. Но есть еще девчонка Эдлер. О, я знаю этот мужской взгляд. Ты смеешься, когда тебя спрашивают о твоих планах, но я все вижу, Оливер Ворс. Ты воспользуешься ею, как, без сомнения, воспользовался бы всяким, кто мог бы помочь тебе овладеть тем, что, как ты считаешь, принадлежит тебе по праву. Но держу пари, что твоя спесь заставит тебя оградить ее от беды, если ты окажешься хоть как-то к ней причастен.
А, ты повернулся в мою сторону. Привет, Оливер Ворс. Видишь меня? Видишь мои оскаленные зубы? Я вырву тебе сердце этими зубами. Свяжу тебя и выбью один глаз, но другой оставлю, чтоб ты мог видеть, как я калечу тебя.
Было бы очень мило с твоей стороны, если бы ты проявил больше заботы о Лили Эдлер. Да, думаю, я подожду немного дольше, чем планировал. Мне доставит удовольствие убедиться, насколько ты уязвим. Я знаю о твоей репутации, когда дело касается женщин. Говорят, твои аппетиты изматывают самых похотливых, но они все равно не могут устоять перед тобой. Какое наслаждение наблюдать тебя терпящим унижение от безыскусного создания, которое разоблачает твою притворную слабость. Слабость к слабому. Бесподобно!
Ты не будешь победителем. Ты откажешься от всего, что принадлежит мне.
Ненависть поможет мне уцелеть – она защитит меня. С ненавистью в моем сердце, в моем мозгу, даже в воздухе вокруг меня я одержу победу.
Ненависть будет сопровождать тебя на пути в ад – она даст мне то, что по праву мое. И моим триумфом будет отмечена твоя боль.
Борьба слишком затянулась.
Почти все уже сделано. Если ты посмеешь завладеть ею, я отниму ее у тебя и овладею ею перед тобой. А потом она будет наблюдать твою агонию.
Но если ты не завоюешь ее, ну тогда это будет для тебя гораздо лучше. Ты умрешь немного быстрее.
Я пленник! Я пленник! Лишь истребив тебя, я обрету освобождение».
– Неправда, Лили Эдлер, ты не делала этого!
– Уже сделала.
– О нет! Мари, пусть она скажет, что не делала. – Мирта Бамвэллоп распахнула во всю ширь свои карие глаза и приоткрыла маленький ротик. – Нет, ты не могла, Лили.
Лили сидела на краешке обитого цветастым ситцем стула возле очага в гостиной Розмари Гудвин и раздраженно постукивала носком ноги по ковру.
Склонная к театральным жестам, Мирта приложила тыльную сторону руки ко лбу.
– Ты этого не делала.
– Ну хорошо, не делала, – вздохнув, согласилась Лили.
Розмари оторвалась от своего чая. В глазах ее прыгали веселые искорки, и Лили подумала, что еще немного, и ее застенчивая подруга рассмеется.
– Послушай, я тебя знаю, – сказала Мирта, слегка наморщив свой вздернутый носик. – Ты сделала это, так ведь?
– Да, сделала.
– Ты несносна, Лили, – хихикая, сказала Розмари.
– Ну конечно же, ты этого не делала. – Очаровательно пухленькая Мирта излучала скорее разочарование, чем облегчение. – Так нечестно, Лили. Ты забавляешься, расстраивая меня.
День выдался прохладным. Лили приподняла юбки, подставляя ноги теплу очага, и с улыбкой сказала:
– О да, я известная мучительница своих подруг.
Гостиная в доме священника была обставлена несколько претенциозно, но уютно, и Лили любила бывать здесь, любила эти непринужденные встречи.
– Розмари, – с выражением глубокого волнения на лице Мирта сделала несколько торопливых шажков к хозяйке дома и понизила голос, – как ты думаешь, могла Лили пригласить на одну из наших встреч джентльмена?
– Трудно сказать, – отозвалась Розмари, отхлебывая чай. Платье по последней парижской моде очень шло к ее светлым волосам и выглядело особенно нарядно на фоне насыщенных красных и зеленых тонов, доминирующих в гостиной. – Думаю, это возможно.
