В этот вечер Либби записала в дневнике: «21 июня я хотела перемен и новых ощущений, и сегодня я их получила».
Прерии кончились, впереди был скудный пейзаж со странными по форме горами, уходящими в небо и напоминающими замки, которые дети лепят из песка.
Пыль сменила грязь. Она повисла в воздухе как облако, обволакивая лица и одежду. Все постоянно прочищали горло и часто сплевывали. Блисс это забавляло, и Либби пришлось попросить ее не плеваться.
— Но ведь все так делают. У меня во рту тоже пыль, — сказала Блисс.
— Тогда закрой рот платком. Леди не плюются, — пояснила Либби.
— Я не леди. Я хочу быть ковбоем.
— Она права, мама. Здесь нет леди. Им все равно, кто мы, — вмешалась Иден.
— А я — леди, — нахмурясь, сказала Либби, — и всегда ей буду, и вы тоже. Мы рождены как леди, мы ими и останемся, в какой бы ситуации мы ни оказались, не забывайте об этом.
— Не забудем, — ответила Иден, улыбаясь, я взяла за руку Блисс. — Пойдем неженка, мистер Фостер прокатит нас на лошади.
Либби покачала головой. Оставшись в одиночестве, она залезла в фургон, открыла свой дневник и записала: «21 июля 1849. Самое трудное — это быть постоянно в одиночестве. Здесь не с кем поговорить, ни чьему совету нельзя доверять. Сейчас я с удовольствием послушала бы одну из папиных нотаций».
Она вспомнила свой дом в Бостоне: отец курит свою трубку, цепочка от его золотых часов свисает с живота. Он бывало говорил: «Обрати внимание на эту молодую леди», — и показывал матери на нее трубкой.
Либби продолжала писать в дневнике: «Как тихо мы жили. Для нас было событием, если на шляпке порвалась ленточка, или когда не было на обед омаров. Все, что они желали, это отдать меня замуж».
Либби закрыла и отложила дневник в сторону. Опасности слишком часто их подстерегали. Ежедневно они проезжали мимо других партий. Однажды в одной из них им повстречалась женщина. Она выглядела уставшей и старой, хотя Либби подозревала, что незнакомка ненамного старше ее. Женщина склонилась над кроваткой с умершим ребенком.
— Он выпал из фургона и попал под колеса, — сказала она Либби.
В ее глазах была пустота и беспомощность.
— Я посадила его в повозку, потому что он постоянно убегал. Мы уже потеряли и другого сыночка. Он умер от холеры в Индепенденсе. Осталась только Алиса, — женщина украдкой посмотрела на десятилетнюю девочку, сидевшую в углу.
Либби была потрясена и напугана. Она принесла женщине немного мяса, яиц и бренди.
— Может, это хоть как-то поможет вам, — предложила Либби.
Женщина улыбнулась.
— Вы так добры. Только молитва поможет нам сейчас. Надеюсь, Бог знает, что творит.
Ее голос был слабым. Девочка встала и подбежала к ней.
— Не расстраивай себя, мамочка, — она обвила ее шею руками.
Либби отошла из-под навеса, чтобы найти Райвла, который пошел узнать причину задержки. Он был в ярости, когда узнал, что Либби отдала продукты.
— Если вы будете раздавать милостыню каждому нищему, мы все подохнем с голоду. Это — Запад. Здесь каждый сам за себя.
— Хорошо! Но там умирает ребенок. Я не буду есть несколько дней, если вы так трясетесь за свою еду. И пошла прочь от него.
— Мы больше не будем останавливаться. Это приказ! — крикнул Райвл ей вдогонку.
Только теперь они начали понимать, что такое идти не первыми. Впереди идущие партии скормили лошадям всю траву. Дорога была усеяна всевозможными отбросами.
Единственным источником воды оставалась река Плате, протекающая позади экспедиции. Выкопанные на местах стоянок колодцы были мутными и небезопасными. Свирепствовала холера. На каждой миле они встречали мертвых или умирающих мулов и быков, загнанных в дороге.
Иден плакала, глядя на лежащего быка, который мотал головой и мычал на проезжающие повозки.
Либби было больно смотреть на мучающееся животное, и она взяла немного воды, чтобы напоить быка, зная, что зря тратит воду и не спасет его от смерти, но она почувствовала какое-то облегчение. И тут она поняла, как им повезло, что запасы Райвла у них под рукой. Вода из его бочек была чистой и приятной на вкус, в то время как остальные брали воду в мутных реках и жаловались, что их пища пропитана грязью. Либби ухитрялась стирать во время стоянок. Нижние юбки и панталоны почернели от грязи. Она только что разложила их сушить на крыше фургона, как к ней подошел Райвл.
— Пойдемте. Мне нужно кое-что постирать.
— Вы наняли меня поваром, а не прачкой, — гордо ответила Либби.
— Я взял ваших детей, — добавил он, пуская ей в лицо дым от сигары. — Если хотите я могу вас выкинуть из обоза.
— Вы не посмеете!
— На вашем месте я не подвергал бы это сомнению. Возьмите одежду в моей палатке.
Кипя от гнева, не смея больше испытывать терпение Райвла, Либби взяла его грязные вещи. Она никогда не стирала мужское нижнее белье, и ей было противно держать в руках вонючие, потные трусы и рубахи.
Выстирав и высушив белье, Либби отнесла их Райвлу.
— Не взыщите, что они не такие белоснежные, как раньше. Здесь отвратительная вода.
Она отшатнулась, так как, войдя без стука, Либби застала Райвла в чем мама родила, правда, на поясе было полотенце.
— О, простите, — пробормотала она.
— Ваш муж ложится в кровать в одежде?
— Мой муж джентельмен до мозга костей. Он всегда ложится спать в пижаме.
Райвл расхохотался.
— Какие нежности! У него, наверное, и трусы в кружевах. Так кто же сделал вам детей? Молочник? Свечник?
— Ваша одежда, сэр, — Либби бросила ему в руки выстиранное белье.
— Вам разве неинтересно посмотреть на других мужчин?
— Всего хорошего, мистер Райвл, — Либби выскочила из палатки.
Ей показалось, что он хотел ее унизить, и решила в будущем держаться от него подальше, особенно, когда она будет с ним наедине. А это было не так-то просто, так как ночи становились все холодней, и Шелдон Райвл большую часть времени проводил в своей палатке, выпивая и обжираясь. Остальные сидели вокруг костров, но Райвл к ним никогда не подходил, и приглашал к себе только Гейба Фостера. Когда Либби принесла обед, Райвл редко упускал шанс съязвить, говоря ей грубости, глядя на нее своими лягушачьими глазами.
— Расскажите мне о своем муженьке, — попросил Райвл, наливая себе бренди.
— О муже?
— Да, о том, из-за кого вы рветесь в Калифорнию. Тот, в кружевах. Он знает, что у него там под пижамой? Он любят кидать палки?
— Прошу прощения? — спросила Либби.
Райвл хрипло захохотал.
— Вы знаете, о чем я говорю, не притворяйтесь оскорбленной. Я имею в виду кидать палки в огонь. В огонь, который ниже пояса у женщины. Ему это нравится?
