То было и предупреждение, и обещание.
Меррик повернулся к Алане спиной. Обомлев от страха, она смотрела на широкий разворот голых плеч, поблескивавших в свете огня, пылающего в очаге. Больше он с нею не разговаривал этой ночью.
«… ты будешь принадлежать мне, саксонка… на самом деле ты и так уже моя…»
Алана понимала, что у него на уме. Он пощадил ее не по доброте душевной. Только теперь она начала действительно понимать его.
Меррик сказал, что овладеет ею. Так оно и случится. Алана в этом не сомневалась. Но он заставит ее ждать, гадать каждый вечер, что сулит ей наступление ночи, не зная, в какую из ночей…
О, как жесток этот дьявол, и откуда только он взялся!
Алана скрестила пальцы под простыней. Невидящими глазами она смотрела на тени, мелькавшие на потолке. От горьких мыслей боль начала жечь ей сердце.
Да, рыцарь из ее сновидений преследовал ее и был близок к победе.
Но она пока еще не сдалась — и не сдастся!
То была самая длинная ночь в жизни Аланы.
Привкус страха горечью полыни жег ей рот. Сначала она была уверена, что Меррик просто обманывает ее, притворяясь спящим. Она не сомневалась: с минуты на минуту он протянет к ней руку, как и обещал, и овладеет ею, не спрашивая, хочет она этого или нет. Даже убедившись, что он и вправду спит, Алана лежала без движения, опасаясь пошевелиться. Ей казалось, стоит ей шелохнуться, он проснется и рассердится или, что еще хуже, воспылает желанием.
Ночь была почти на исходе, когда девушка забылась в беспокойном сне.
Казалось, она только что закрыла глаза, как вдруг услышала, что Меррик встает с постели. Всю ночь, лежа на боку, Алана провела, отодвинувшись от него как можно дальше и не шелохнувшись ни разу. И сейчас глаза у нее были по-прежнему закрыты, но все чувства тревожно напряжены. Она слышала, как Меррик ходит по комнате, разводит огонь, шелестит одеждой и гремит оружием.
Потом все звуки стихли.
— Саксонка!
Алана похолодела. Голос был мягким, как лебяжий пух… и раздавался чуть ли не над ухом!
Меррик тихо рассмеялся. Теплые пальцы обвели округлость обнаженного плеча.
— Тебе меня не обмануть, саксонка. Я знаю, ты не спишь.
Алане, однако, не передалось его хорошее настроение. Она зажмурила глаза и горячо помолилась, чтобы Меррик поскорее ушел. Но, увы, Бог, видимо, был занят и не услышал ее молитвы: в следующую секунду матрас прогнулся под тяжестью тела Меррика.
— Иди ко мне, саксонка, — послышался его шепот.
Алана откинулась на спину, глаза ее широко распахнулись, она уставилась на Меррика пылающим взором.
— Я не… — гневно проговорила Алана, но голос ее внезапно стих.
Он низко склонился и улыбнулся ей своей самодовольной улыбкой, которую она презирала.
— Ты сделаешь все, что я скажу. Разве ты этого еще не поняла?
С криком Алана попыталась оттолкнуть его, но Меррик обнял ее и прижал к себе — так крепко, что она почувствовала, как вздымается и опадает его грудь. Сколь яростно ни было бы сейчас ее сопротивление, все было бы бесполезно. Под тяжестью его тела Алана не могла пошевелиться и едва дышала. Резко очерченные губы рыцаря изгибались в улыбке, однако глаза загорелись каким-то особенным огнем. Алана успела бросить лишь один испепеляющий взгляд на лицо своего мучителя, прежде чем он склонил голову, прижавшись губами…
Нет, он не прижался губами к ее рту, как она того ожидала. Сдавленный крик едва не вырвался из груди Аланы. Меррик коснулся губами подбородка и линии скул. Горячие уста прошлись по изгибу шеи и задержались там, где все быстрее билась пульсирующая жилка.
Он больше не держит ее за руки, отстраненно заметила Алана. Меха Меррик отбросил в сторону, открыв наготу юного тела своему взгляду… и рукам. Она оцепенела, когда его пальцы легко, как бы случайно, коснулись ее соска. Один раз. Другой. И снова. Сердце у Аланы забилось так, будто готово было выпрыгнуть из груди, глаза широко раскрылись.
Меррик поцеловал округлые груди, а потом его губы прижались к ее губам. Он неспешно целовал, словно времени у них впереди было предостаточно. Когда он наконец поднял голову, дыхание толчками вырывалось из груди девушки:
Меррик не улыбался больше. Он задержал на Алане долгий и медленный взгляд, значение которого она не могла разгадать, имея слишком малый жизненный опыт.
Загадочными были и его слова:
— Ты такая сладкая, что мне трудно оставить тебя в этой постели одну, саксонка.
Он встал. Алана натянула на себя меховое одеяло, прикрывая наготу, и поспешно отвела взгляд, в то время как Меррик бесстыже расхаживал перед ней. Вскоре он вышел из комнаты, но прежде, сорвал еще один поцелуй с ее уст — и получил еще один строптивый ответ.
Алана поежилась, почему-то теперь, когда он ушел, постель показалась ей странно холодной, хотя в очаге жарко полыхал огонь. Она невольно поднесла пальцы к губам. Ее не покидало ощущение того, что Меррик все еще рядом. Его лесной запах явственно витал над постелью.
Тяжело вздохнув, Алана поднялась и оделась, полная решимости выбросить из головы все мысли о Меррике Нормандском. Когда она пришла на кухню, Сибил уже была там. Только что доставили свежий улов рыбы с моря. Алана быстро включилась в работу. Стоявшая рядом Сибил, угрюмо насупившись, разговаривала неохотно. Сердце у Аланы обливалось кровью: ее сестра Сибил была рождена вовсе не для такой жизни, полной трудов и лишений. Какая горькая участь! Но вместе с тем приходилось признать, что изменить ничего нельзя… Может быть, Радберн прав, устало призналась самой себе Алана, норманнов не сокрушить, придется смириться.
Алана вновь увидела Меррика лишь вечером.
И опять, когда они оказались в его спальне, повторилось все, случившееся накануне. Полагая, что Меррик не смотрит в ее сторону, она скользнула в постель, не сняв рубашки. Глупо было думать, что он ничего не заметит, потому как Меррик, казалось, видел все! Губы у него недовольно сжались. Он сорвал с нее рубашку и отшвырнул прочь.
— Будешь знать! — только и сказал он.
Так прошла неделя. Ночь за ночью спускались на землю, но Меррик ни разу не пытался овладеть ею, как обещал.
Алана все прекрасно понимала. Да, она знала, что у него на уме. Он будет терзать и мучить ее этим проклятым ожиданием неизвестного. Она осмелилась бросить ему вызов, и теперь он ее укрощает! Уж он ей покажет, кто здесь хозяин! Меррик заставит непокорную саксонку повиноваться, заставит выполнять все его прихоти и желания.
Он лишил ее уединения. Он лишил ее стыда.
Меррик касался ее тела, когда хотел и как хотел. Вновь и вновь сверкающие глаза останавливались на Алане, когда она каждый вечер подавала воинам ужин. Снова и снова обещание Меррика звучало у нее в ушах, независимо от воли и желания.
