Аллегра отняла руки от посеревшего лица и вновь увидела великана, поразившего мечом Пьетро. Страх сменился неистовой ненавистью.
— Убей меня на месте или отведи к Лазару! — потребовала девушка. — Да проклянет тебя Господь навеки! — добавила она, не сдержав ярости.
Пират откинул свою огромную голову и захохотал:
— Да у нас тут настоящая ведьма, Эндрю Маккалоф, да к тому же и знатная госпожа!
— Отведи меня к Лазару, — повторила Аллегра, надеясь, что это имя знакомо пиратам.
— Горячая девчонка! А с какой стати мне делать это? Может, старый Голиаф и не так пригож, как капитан, но и у меня есть кое-что хорошее!
Аллегра отпрянула от наступавшего пирата.
— Да, милашка, сдается мне, ты пригодишься нам на корабле. — Пират потянулся к ней.
К радости его товарищей, Аллегре удалось увернуться от великана, но тут же один из пиратов схватил ее.
Голова у Аллегры закружилась, когда большие грязные руки сомкнулись на ее талии. Рубашка бандита была забрызгана кровью.
Это была кровь ее телохранителей, двух славных, добродушных парней.
— Иди к Голи, милашка! — прогрохотал великан, и глаза его дьявольски блеснули.
Аллегра отбивалась яростно, но тщетно. Пират перекинул ее через плечо и понес с площади.
В шесть утра Лазар наконец прислонился к белой раме открытого окна. Он стоял в гостиной дворца губернатора и смотрел на море. Захватить остров оказалось просто, как и рассчитывал Лазар, — ведь его план был безупречен. Он уже послал трех своих самых жестоких людей, велев им арестовать Доминика Клемента, чтобы тот умер вместе со всеми. И все же по какой-то причине Лазар чувствовал себя чертовски странно.
Решающий момент настал. Сейчас к нему приведут его заклятого врага. Лазар мечтал об этом с тех пор, как ему исполнилось тринадцать лет, но сейчас испытывал совсем не такие чувства, как предполагал. Его не охватило головокружительное упоение победой, как на поле боя, при захвате корабля или в разгар шторма, когда приходилось бороться с огромными волнами в сотнях милях от берега.
Люди Лазара постучали в дверь и ввели губернатора. При одном взгляде на пленника его охватила горечь. Будь все, проклято! За пятнадцать лет это исчадие ада, являвшееся ему в кошмарах, превратилось в усталого старика.
Матросы бросили губернатора на мраморный пол гостиной. Кандалы и цепи зазвенели. Пленник выругался.
— Вам это не сойдет с рук! Флот вот-вот прибудет. Я позабочусь о том, чтобы вас повесили на самом высоком дереве!
Со злостью глядя на окруживших его людей, Монтеверди с трудом поднялся на ноги. Он придерживал цепи с достоинством человека, привыкшего к публичным выступлениям, но когда его взгляд уперся в Лазара, губернатор замер и побледнел как полотно.
— Все верно, старина, пора расплачиваться за грехи. — Лазар горько усмехнулся.
В этот момент он пожалел, что отец не видит своего старого советника. Какая ирония судьбы, что этот ничтожный человек низверг такого великана! А ведь отец отличался умом острым и блестящим, словно древний меч королей Фиори, Эксцельсиор, который час назад Лазар забрал из городской казны вместе с другими королевскими драгоценностями.
Решительно кивнув, он отпустил своих людей.
Вспоминая варианты начала этого разговора, придуманные им за пятнадцать лет, Лазар непринужденно расхаживал по большой, ярко освещенной комнате. Чем дольше он хранил молчание, тем явственнее чувствовал нарастающий страх старика, и это доставляло ему огромное удовлетворение.
В крепости на побережье берберов он научился всевозможным трюкам устрашения от его величества. Тот был мастак на подобные вещи. Да, его двухлетнее пребывание в том мерзком месте тоже было делом рук губернатора, и за это он ответит сегодня.
Пока Монтеверди в страхе следил за каждым его движением, Лазар снял с полки пыльную книгу в кожаном переплете и лениво перелистал ее, потом нашел на письменном столе шкатулку тонкой ручной работы с манильскими сигарами, взял одну, раскурил с помощью трута и лишь после этого обратил внимание на врага.
— Прежде чем вы начнете лгать или притворяться, будто не знаете меня, позвольте сообщить вам, что я захватил вашу дочь. Так что для вас разумнее не сопротивляться.
— Где Аллегра? — спросил губернатор дрожащим голосом; Лазар злобно улыбнулся и устремил взгляд на шторы, развевающиеся на морском ветерке.
— У меня в руках.
— Что ты сделал с ней?
— Пока не сделал и половины того, что собираюсь сделать. Примите мои комплименты, губернатор, у вас очаровательная девчушка. Великолепная грудь, губы словно шелк, и восхитительная тугая попка. — Лазар прикрыл глаза, изображая пережитый восторг. — Бесподобно!
— Чего ты хочешь от меня? — задыхаясь, прошептал Монтеверди.
— Прежде всего хочу услышать, что вы знаете меня.
Лицо Монтеверди совсем посерело.
— Но это невозможно, — прохрипел он. — Мальчик мертв. Убит разбойниками… ужасно…
— Разбойниками, говорите? Такова ведь официальная версия, верно? — Разговор становился все легче по мере того, как возвращались воспоминания. Лазар затянулся сигарой и, кружа вокруг Монтеверди, посмотрел на его лысину. — Мы же оба знаем, что это не так, старик. Я пришел расквитаться.
— Это невозможно. Ты мошенник. — Монтеверди схватился за грудь. — Твои варвары сказали мне, что ты пират, известный под именем Дьявол Антигуа.
— Но так было не всегда. Скажи же, Монтеверди. Признайся, что узнал меня. В моих руках Аллегра.
Дон уставился на него.
— Бог мой, ты — старший сын Альфонса, Лазар. У тебя волосы матери, но в остальном ты — вылитый отец. — Монтеверди внезапно ахнул. — Ваше величество, я невиновен!
Лазар засмеялся:
— Ваше величество? Король мертв, Монтеверди. Вы и совет позаботились об этом.
— Я невиновен.
— Кажется, вы не понимаете, какой мучительной смерти я могу вас подвергнуть. Вы ведь не привыкли к боли, правда? У вас была спокойная жизнь. Как вы преуспели, однако… — Попыхивая сигарой, Лазар оглядел богато обставленную гостиную. — Пользуясь тем, что создали» великие Фиори. Пятнадцать лет на посту губернатора, так? Очень похвально. — Лазар выдохнул дым и отвернулся. Он был не в силах смотреть на этого человека.
— Я невиновен.
Лазар холодно улыбнулся:
— Я устал слышать это. И вообще хочу узнать только одно: почему вы сделали это? Я задавал себе этот вопрос тысячи раз. Вы же были членом его кабинета, одним из шести наиболее доверенных лиц. Отец был добр к вам, доверял вам. Как и моя мать. — Он остановился, чувствуя, что может не сдержаться.
Монтеверди долго смотрел в пол. Плечи его поникли.
