Миранде потребовалось пару секунд, чтобы осмыслить то, что она сказала, когда Оливия добавила:
— Ну, не умно ли с моей стороны от всех них избавиться. Говорю тебе, у меня это получается все лучше и лучше.
Миранда кивнула, соглашаясь с ней. Потому что, когда Оливия начинала говорить, было бесполезно ее прерывать.
— Что я хотела сказать, — продолжила Оливия, бессознательно подтверждая мысль Миранды. — А, то, что все они ужасно скучны.
Миранда не смогла удержаться, чтобы не уколоть подругу.
— Никто не скажет этого, глядя на твое поведение.
— О, я не говорила, что не наслаждаюсь. — Оливия одарила ее рассеянным сардоническим взглядом. — В действительности это значит, что я не собираюсь отсекать себе нос, чтобы досадить матери.
— Чтобы досадить матери? — повторила Миранда, пытаясь вспомнить первоначальный источник пословицы. — Где-то кто-то переворачивается в могиле…
Оливия подняла голову.
— Думаешь, Шекспир?
— Нет. — Проклятие! Теперь она не могла не думать об этом. — Это не Шекспир.
— Макиавелли.
Миранда мысленно сократила список известных ей авторов.
— Думаю, что нет.
— Тернер.
— Кто?
— Мой брат.
Голова Миранды вздернулась
— Тернер?
Оливия наклонилась немного в сторону, потягивая шею, чтобы заглянуть за спину Миранды.
— Он выглядит весьма целеустремленным.
Миранда посмотрела на свою карточку.
— Должно быть, подошло время нашего вальса.
Оливия сильно наклонила голову.
— Он выглядит таким красивым. Не правда ли?
Миранда моргнула и попыталась дышать. Тернер выглядел красивым. Почти невыносимо. И теперь, когда он стал вдовцом, все незамужние леди и их мамаши преследовали его.
— Как ты думаешь, он жениться снова? — прошептала Оливия.
— Я…я не знаю. — Миранда глотнула. — Я думала, что он собирается, ведь так.
— Ну, всегда есть Уинстон, чтобы обеспечить наследника. А если бы ты…Уфф.
Миранда толкнула ее локтем. В ребра.
Тернер подошел к ним и резко поклонился.
— Рада видеть тебя, братец! — Сказала Оливия с широкой улыбкой. — Я уже почти лишилась надежды увидеть тебя здесь.
— Вздор! Мама сделала бы из меня отбивную. — Его глаза сузились (почти незаметно, но Миранда замечала малейшие изменения в нем) и он спросил: — Почему Миранда толкнула тебя в ребра?
— Я не толкала! — Запротестовала она. Затем, когда его изумление перешло в сомнение, она пробормотала, — Это был не более чем легкий удар.
— Толчки, удары — эти признаки дружеской беседы выглядят намного забавнее, чем все остальное в бальном зале.
— Тернер! — запротестовала Оливия.
Тернер остановил ее резким движением головы и повернулся к Миранде.
— Как думаешь, она возражает против моего выбора слов или же против моего мнения о посетителях этого бала как об идиотах.
— Я думаю, это из-за твоего языка, — сказала она мягко. — Она также говорила, что все они являются идиотами.
— Это не то, что я говорила, — вставила Оливия. — Я сказала, что они скучны.
— Бараны, — заключила Миранда.
— Козлы, — уточнила Оливия, пожимая плечами.
Тернер начал выглядеть встревоженным.
— Великий Боже! Вы что говорите на своем собственном языке?
— Нет, мы просто проясняем, — сказала Оливия. — Скажи лучше, ты не знаешь, кто первый сказал «Не отрезайте себе нос, чтобы досадить лицу».
— Я не уверен, что вижу связь, — пробормотал Тернер.
— Это не Шекспир, — сказала Миранда.
Оливия встряхнула головой.
— Кто это еще может быть?
— Ну, — сказала Миранда, — один из тысячи выдающихся писателей, пишущих на английском языке.
— Поэтому ты толкнула ее в ребра? — спросил Тернер.
— Да, — сказала Миранда, хватаясь за предложенный выход.
К несчастью Оливия перебила ее через полсекунды:
— Нет.
Тернер смотрел то на одну, то на другую с забавным выражением лица.
— Это из-за Уинстона, — сказала Оливия поспешно.
— А, Уинстон. — Тернер осмотрелся. — Он здесь, не так ли. — Он выдернул карточку из рук Миранды. — Почему же он не потребовал пару-тройку танцев. Или же ты планируешь сделать выгодную партию из этого.
Миранда заскрежетала зубами и отказалась отвечать. Что было вполне благоразумным выбором, так как она знала, что Оливия не позволит пройти удобному случаю мимо нее.
— Конечно, это не формально, — сказала Оливия, — но все согласны, что это была бы великолепная партия.
— Все? — мягко спросил Тернер, глядя на Миранду.
— А кто — нет? — удивилась Оливия, ожидая ответа с нетерпеливым выражением на лице.
Оркестр поднял свои инструменты, и первые звуки вальса распространились по всему залу.
— Полагаю, это мой танец? — сказал Тернер, и Миранда ощущала, что его взгляд не покидает ее.
Она задрожала.
— Так мы будем танцевать? — прошептал он, протягивая ее свою руку.
Миранда кивнула, нуждаясь в мгновении, чтобы обрести голос. Она понимала, что он что-то делал с ней. Что-то странное, трепещущее, что заставляло ее задыхаться. Ему нужно было только посмотреть на нее, не тем обычным взглядом, а по-настоящему, позволить глубоким голубым проницательным глазам погрузиться в ее глаза, и она почувствовала себя голой, ее душа обнажалась. И самое ужасное, что он понятия не имел об этом. Она была там с чувствами, выставленными напоказ, а Тернер, весьма вероятно, не видел ничего в ее глазах, кроме унылого коричневого цвета.
Она была маленькой подругой его младшей сестры и, по всей вероятности, так и останется ею.
— Вы оставляете меня одну? — спросила Оливия без обиды, но, тем не менее, с небольшим вздохом.
— Не бойся, — заверила Миранда ее, — одной ты надолго не останешься. Я вижу твое стадо, возвращающееся с лимонадом.
Миранда скорчила гримасу.
—Тернер, ты не замечал, что у Миранды весьма оригинальное чувство юмора.
Миранда склонила голову набок и сдержала улыбку.
— Почему-то я подозреваю, что ты не имеешь в виду ничего лестного для меня.
Оливия решила освободить ее.
— Долой тебя! Приятного танца с Тернером!
Тернер взял Миранду за локоть и повел ее на танцевальную площадку.
— Знаешь, у тебя более чем необычное чувство юмора, — прошептал Тернер.
— Да?
— Да. Но это то, что мне в тебе больше всего нравится. Так что, пожалуйста, не меняйся.
Она попыталась не чувствовать себя так нелепо польщенной.
— Постараюсь, милорд.
Он вздрогнул, когда обхватил ее руками для вальса.
— Теперь — милорд? С каких это пор ты стала столь правильной?
— За все это время, проведенное в Лондоне. Твоя мать вбивала в меня этикет. — Она улыбнулась сладко. — Найджел.
Он нахмурился.
— Думаю, что предпочитаю «милорд».
