— Джеффри, — сказала Джоанна, — будь осторожен. Не лезь в самое пекло сражения.
Впервые после помолвки Джоанна обратилась к нему с такими теплыми словами. Джеффри даже покраснел от удовольствия. Возможно, он не так уж мало значит для нее. Джоанна ведь горела страстью в его объятиях… но так и Должно было случиться. Обязанность любой женщины… Обязанность? Та, что заставляет женщину уступать мужчине?
Джеффри не отводил глаз от лица Джоанны, такого же призрачного, как и все в ночи, обрамленного золотом волос. Возможно, она невинна, хотя многие мужчины увиваются вокруг нее. Элинор говорила, что их прельщает скорее кошелек, набитый золотом, нежели сама девушка. Если так, то его будущая теща оказала ему неоценимую услугу. Теперь ухаживания, когда золото уже у него в кармане, идут по крайней мере от чистого сердца и заслуживают настоящей награды. А может, Джоанна, уподобляясь Элинор, думает прежде всего о благоденствии своей собственности — своих людей?
— Я проявлю должную заботу о том, чтобы мои люди были в такой безопасности, какую позволяет мне долг чести, — сказал Джеффри.
— Я знаю, — ответила Джоанна. — Но… но я не доверяю твоему дяде, Джеффри. Может быть, я заблуждаюсь…
— Я тоже ему не доверяю, — поспешил заверить ее Джеффри. — Можешь не беспокоиться обо мне. Скорее всего мой отец не допустит, чтобы дядя бросил меня в самое пекло.
— Я была бы рада этому, — прошептала Джоанна.
Граф Солсбери действительно безумно любит своего сына и защитит его в меру своих возможностей. Опасения Джоанны развеялись, оставив только легкое ощущение беспокойства, вызванное прозвучавшим в ответе Джеффри нетерпением, смешанным с приятной для нее нежностью. Если он почувствует, что ему чрезмерно покровительствуют, Джеффри может совершить какую-нибудь глупость, доказывая свою доблесть. Мужчины так безрассудны!
Джеффри придвинулся к Джоанне. Она подняла на него глаза.
— Не ссорься со своим отцом, Джеффри, умоляю тебя! Помни, что, как бы сильно граф ни любил тебя, он не сделает ничего, способного навлечь на тебя позор. А он… он очень мудр в вопросах войны.
Эти серьезные суждения, столь же ценные для Джеффри, по его мнению, как замечания пташки о трактате Боация [2], вызвали у него улыбку. Он уже собрался уверить Джоанну, что будет покорным и послушным сыном, когда тишину нарушил собачий лай, громкий, как рев разъяренного быка. Джоанна стремглав бросилась в темноту, оставив Джеффри в полном оцепенении. Подойдя к калитке, он услышал, как она успокаивает своего пса.
— Джоанна, ты обращаешься с этим существом, как с избалованным капризным ребенком. Ничего бы не случилось, если бы Брайан подождал еще несколько минут.
— Ничего, если не считать, что он поднял бы на ноги весь замок. Когда я не приказываю ему оставаться на месте, он полагает, что может подойти ко мне, а если не может сделать это, сразу же начинает лаять. Если и лай ни к чему не приводит, он бежит за кем-нибудь, кого знает.
— Забавно. Но ты должна отучить собаку от этой привычки, Джоанна. Ведь иногда двоим людям просто необходимо побыть немного наедине. — Встретив глазами непонимающий взгляд Джоанны, Джеффри смутился. — Иногда, в минуты… э-э… огромного наслаждения, человек… э-э… начинает кричать и стонать.
Короткая пауза. Потом тишину разорвал взрыв смеха девушки.
— Извини, — с трудом выговорила Джоанна, когда совладала с собой. Она живо представила себе огромную тушу Брайана, нависшую над ними в самой середине любовного акта. — Вероятно, что-нибудь действительно необходимо предпринять. Ведь такое и в самом деле может случиться. — Она снова рассмеялась. — До Брайана слишком медленно все доходит, а позволять ему выть на весь двор просто неразумно. Тогда пол-замка сбежится открыть песику дверь в нашу опочивальню.
— Если ты научишь эту собаку простейшим фокусам…
— Из этого ничего не получится! — уверенно заявила Джоанна, продолжая смеяться, а затем более серьезно добавила: — Все это, конечно, очень смешно, но, думаю, и мне, и тебе не понравилось бы постороннее вмешательство в подобной ситуации.
Искренность, прозвучавшая в ее голосе, восхитила Джеффри. Он гордился тем, что благодаря его стараниям Джоанна теперь с нетерпением будет ждать их союза. Правильно он поступил, что не стал удерживать ее.
— Полагаю, это действительно так, — сказал Джеффри, поглаживая волосы и руку Джоанны. — Я всегда буду делать все возможное, чтобы радовать тебя.
Джоанна даже не вздрогнула и не уклонилась от него. Джеффри нежно обнял ее, чтобы поцеловать снова. Однако на этот раз его действия были осторожными, поскольку не диктовались тем желанием, которое охватило его, когда он неожиданно увидел Джоанну в лунном свете. Теперь в его поцелуе было больше нежности, чем страсти.
— Только не вынуждай меня прощаться с тобой, — тихо сказал Джеффри, когда их уста разъединились. — Я уеду рано утром, и мне будет нелегко… Не спускайся вниз, Джоанна, прошу тебя!
Девушка ответила не сразу. Она приказала Брайану оставаться на месте и открыла калитку.
— Если так угодно милорду, — сказала Джоанна, — я исполню его просьбу, но…. Бог да не оставит тебя, Джеффри. Он поможет тебе.
В полутьме передней комнаты Джеффри снова поцеловал Джоанну, но не так нежно, как прежде, и более торопливо.
— Прощай, любимая. Да хранит тебя Господь, — пробормотал Джеффри. — Иди наверх. И побыстрее!
Джоанна послушно направилась в залу, затем стала подниматься по лестнице. Она решилась разбудить своих служанок и приказала им подготовить ее ко сну. Ей еще нужно обдумать нечто важное, и она не хотела отвлекаться от своих размышлений на расстегивание пуговиц и развязывание шнурков, на снимание одежды и расчесывание волос. Однако, пока за ней ухаживали служанки, Джоанна не могла ни о чем думать вообще.
Потом она снова погрузилась в океан своих чувств, вспоминая каждое ощущение, подаренное ей объятиями Джеффри. «Не стоило так поступать», — решительно сказала она себе, когда резкий рывок гребня в волосах прервал ее грезы, напомнив, как подобное неосторожное движение Джеффри лишило ее покоя.
Джоанну интересовали не ее чувства по отношению к Джеффри, а его чувства к ней. Девушку не страшила страсть Джеффри, ибо ее учили отвечать на страсть страстью и наслаждаться этим. Ни один священник не смог бы убедить Джоанну, что физическое удовольствие грех. Бык и корова, конь и кобыла, кобель и сука — все совокуплялись. Эти существа не могли грешить, ибо у них не было души. Значит, Бог даровал удовольствие наслаждения всем, и оно по своей природе не может считаться грехом. Джоанна могла, конечно, допустить, что вожделение иногда приводит человека к грехопадению или к подавлению потребностей тела, к благочестию. Но ей чуть ли не с пеленок твердили, что первейшая обязанность леди Роузлинда — заботиться о своих владениях и подданных, а это подразумевает и рождение сыновей и дочерей, которые должны стать ее наследниками.
