– Верно, – поддержал ее Аткинс, – хотя бы вы не поддавайтесь их настроению, не уступайте им ни в чем. Слышите этот безумный звон у подъезда? Держу пари, что звонит один из нынешних патриотов, внезапно осознавший свою значительность. Неделю назад он едва ли решился бы прикоснуться к ручке двери, а теперь таким трезвоном объявляет о своем приходе!
Насмешка американца оказалась направленной против хозяина дома. Звонил доктор Стефан, быстро входивший теперь на веранду.
– Это невозможно! Ах, простите, пожалуйста, я и не знал, что здесь кто-то есть, – сказал Стефан, увидев Аткинса. – Мне пришлось без конца звонить, пока девушка, наконец, открыла дверь. С тех пор как нет Фридриха, в доме страшный беспорядок.
– Да, я тоже заметил отсутствие вашего великолепного привратника, – с чрезмерной вежливостью, за которой у него всегда скрывалась насмешка, проговорил Аткинс. – Вероятно, можно поздравить прусскую армию с таким приобретением.
– Да, Фридрих призван на военную службу, – ответил доктор, не замечая иронии американца. – Он уехал вчера вечером в X., но, вероятно, еще вернется. Профессор тоже туда отправился.
– Мистер Фернов? А зачем он поехал в X.?
– Его тоже должны освидетельствовать, чтобы выяснить, годен ли он для военной службы. В такое время все нужны. Конечно, профессора не возьмут, – это просто формальность, но Фридрих, наверное, пойдет в армию. Мы с женой еще как-нибудь обойдемся без него, а вот что будет делать профессор, лишившись своего преданного слуги, я и представить себе не могу.
Высказав это суждение, доктор Стефан подошел к племяннице, не принимавшей участия в разговоре и занятой повторным просмотром газеты.
– Вероятно, мистер Фернов настолько мало интересуется всем происходящим вне его книг, что даже не заметит, как Фридриха заменит другой слуга, – насмешливо отозвался Аткинс. – Думаю, он и не знал бы о начале войны, если бы не должен был поехать в X. для освидетельствования.
Доктор взглянул на американца, и в его маленьких серых глазках загорелся лукавый огонек.
– Вы так думаете? – улыбаясь спросил он. – Ты читала воззвание в сегодняшней газете, Джен?
– Да! – ответила девушка и с неясной тревогой посмотрела на дядю.
– А вы, мистер Аткинс?
– Вы спрашиваете о пламенной статье, которая зажгла сегодня весь мирный Б. и, вероятно, сотни других германских городов? Да, мы читали это воззвание!
– Очень рад! Приятно сознавать, что эта, как вы выразились, пламенная статья, вызвавшая пожар и воспламенившая сердца всех обывателей, написана в моем доме; она ведь принадлежит перу профессора Фернова.
Джен вздрогнула. Она торопливо бросила газету, словно та обожгла ей пальцы. Аткинс вскочил со своего стула, постоял несколько секунд, удивленно глядя на доктора, а затем снова сел и решительно воскликнул:
– Не может быть, это невероятно!
– Ну вот, я слышу это возражение сегодня, по меньшей мере, в тридцатый раз, – с торжествующей улыбкой сказал доктор. – Невозможно, невероятно, – говорят со всех сторон. Сам бы не поверил этому, если бы не увидел, благодаря неловкости Фридриха, как он нес статью в типографию. Ему поручено было сделать это тайком, чтобы никто не знал, а бедный малый проболтался. Конечно, я решил молчать, пока не стало ясно, какое впечатление произвела эта статья, ну а теперь, само собой разумеется, я сообщил всем, кто ее автор. Воззвание подействовало на университет, как взрыв бомбы; Фернова ждут восторженные овации, когда он вернется, ну а мне, наверное, достанется от профессора за мою нескромность. Однако я ничуть не считаю себя виновным: если бы он доверил мне свою тайну, тогда другое дело – я бы ее сохранил, но раз уж я случайно о ней узнал, то не обязан хранить молчание. Что ты скажешь, Джен, по поводу этой истории?
– Я? Ничего! – резко ответила молодая девушка и, подойдя к окну, прижалась лбом к оконной раме.
– Ну а вы, мистер Аткинс?
– Я жду дальнейших неожиданностей, – спокойно ответил американец. – Возможно, скоро вы сообщите мне, что профессор разбил батарею противника, а его Фридрих прочел лекцию по археологии. Не бойтесь меня поразить – я ко всему готов; никакие чудеса, совершающиеся в Германии, не могут теперь удивить вашего покорного слугу.
Доктор громко рассмеялся. Неожиданно он перестал смеяться и стал озабоченно прислушиваться.
– Что там такое? – воскликнул он, выглянув в окно. – Фридрих торопливо возвращается, он чем-то взволнован.
Фридрих действительно почти бежал по саду и стремительно ворвался на веранду, не обращая внимания на присутствие ужасной «американской мисс» и ее ненавистного спутника.
– Что случилось? Что с тобой, Фридрих? – тревожно спросил доктор. – Надеюсь, не случилось никакого несчастья?
– Да, случилось несчастье, – еле переводя дыхание, ответил Фридрих. – Профессор…
– Что произошло? Где? На железной дороге или в X.? – испуганно перебил Фридриха Стефан.
– В X., – в полном отчаянии прошептал слуга. – Профессор взят на военную службу и завтра идет в поход вместе с нами.
Все были настолько ошеломлены этим известием, что на веранде воцарилась глубокая тишина. Джен смотрела на вестника несчастья с таким сомнением, словно считала его помешанным; доктор стоял неподвижно, будто громом пораженный; только Аткинс быстро пришел в себя и пробормотал:
– Теперь, действительно, только и остается ждать, чтобы Фридрих поднялся на кафедру и прочитал лекцию.
– Что же это? Мои военные коллеги, вероятно, полные идиоты?! – гневно воскликнул Стефан. – Как они могли признать профессора Фернова годным к военной службе? Целых три года я лечил профессора, не зная, как поддержать в нем жизнь, а они заставляют его служить. Скажи же ради Бога, Фридрих, как это произошло?
– Я, собственно, не знаю, как было дело, – запинаясь от беспокойства и волнения, ответил Фридрих. – Мой господин сам виноват. Я стоял возле него и видел, как один из докторов посмотрел на профессора, потом пожал плечами и сказал: «Ну вы, конечно, не годитесь. У вас не хватит сил поднять ружье». Бог знает почему, это показалось очень обидным господину профессору. Он покраснел и взглянул на доктора так, что тот остался им доволен. «Пожалуйста, исследуйте меня, по крайней мере», – сказал мой господин. «Хорошо, мы можем сделать это», – сказал старший врач и сам…
– Ах, это был старший врач? – прервал его Стефан. – Ну, тогда нет ничего удивительного! Он признает годными всех, а потом многие после первого же похода ложатся в лазареты. Ну, говори дальше!
– Все время слышалось: «А здесь у вас болит, а здесь болит?» – «Нет, нет!» – отвечал профессор. Краска все еще ярко пылала на его лице, и по виду его действительно нельзя было принять за больного. Старший врач хорошо его осмотрел, а потом сказал другим докторам: «Мы не можем быть так разборчивы, коллеги; легкие у него пока здоровы, он несколько ослаб, вероятно, от усиленных комнатных занятий, но это пустяки. Вы, разумеется, приняты», – обратился он к господину профессору. Я думал, что со мной случится удар, а профессор так легко вздохнул, как будто с его плеч свалилась тяжесть.
