– Я решил, что муж миледи напрасно потратил годы, проведенные с женой, – объяснил Бретт. – Она назвала его холодным, благочестивым и мрачноватым. Подозреваю, что это описание не только мужа, но и всего их брака. Если я прав, этот мужчина был совершенным болваном, ведь он женился на красивой девушке, в которой нет ничего от этих качеств.
– Однако она хорошая женщина да еще тянет на себе такую ношу, – заметил Каллум.
– Знаю. – Бретт вздохнул и уставился на тяжелые деревянные двери, ведущие в замок. – Но еще знаю, что, имея мужа, она спала в холодной постели, а теперь сосед-ублюдок принуждает ее к новому тягостному браку.
– А ты пытаешься ее соблазнить.
– Пока нет. Я всего лишь поцеловал ее. Да, мне хотелось бы ее соблазнить, но моя совесть борется с вожделением, и что победит, я еще не знаю.
– По крайней мере ты знаешь, что это неправильно.
– Многие так и подумают, но я не уверен, что это неправильно. В конце концов она вдова, и ей уже двадцать пять лет.
– Оно так, и зачастую такие женщины очень хороши для того, чтобы мужчина с удобством натешил с ними свою похоть, но мне кажется, леди Катриона не из них. Не могу назвать ее практичной вдовой, которая готова легко взять себе любовника и чувствовать себя непринужденно.
– Мне кажется, она боится, что потеряет уважение своих людей, если у нее появится любовник. Она не видит, что здешние жители ее любят. Для них она и есть Банулт. Она приехала сюда, когда была чуть старше, чем ребенок, но быстро стала для здешних обитателей всем на свете. А то, что случилось здесь во время и после эпидемии, так потрепавшей деревню и все поместье, только укрепило их в этом мнении. – Бретт выставил перед собой руку, не давая Каллуму вставить хоть слово. – Я не собираюсь ставить ее репутацию под угрозу, и прежде чем на что-нибудь решусь, обдумаю все как следует. Просто знай – я ужасно хочу эту женщину, а она хочет меня. И мы оба уже давно не юны и не настолько невинны, чтобы не знать, чего хотим. Кроме того, я никогда не пообещаю ей того, чего не смогу дать, и объясню ей это прежде, чем вообще что-нибудь сделаю.
– Ну что ж, достаточно честно, и ты прав. Вы оба взрослые, а она не какая-нибудь целомудренная девица.
Бретт направился в замок. Каллум зашагал рядом.
– А что ты думаешь про сэра Джона? – спросил Бретт.
– Надменный ублюдок, и ты прав. Если он вынудит Катриону взять его в мужья, чтобы спасти людей, она окажется женой жестокого человека. Думаю, такого, который постарается полностью подчинить ее своей воле. Может, ему и не составит труда уложить ее в постель, но он смотрит на нее только как на ключ к этим воротам.
– Разузнай о нем все, что сможешь. У него имеются могущественные друзья, а их сеньор не желает ее слушать. Ее слово против слова сэра Джона. У него должно быть слабое место, что-нибудь такое, чем мы сможем воспользоваться, чтобы заставить сеньора изменить свое мнение. Самое лучшее – доказательства его преступлений, но годится все, что лишит его преимущества перед ней.
– Это я могу, не волнуйся. Мне хватило одного взгляда на ублюдка, чтобы понять – он принесет гибель Банулту, а леди Катрионе и того хуже.
Бретт полностью согласился с этим утверждением. Сэр Джон сокрушит дух Катрионы, превратив ее в тень той женщины, которая предстала перед ними сейчас. Пусть у него самого не самые благородные намерения по отношению к Катрионе, он твердо исполнился намерения не допустить ее страданий в аду, в котором она окажется, если выйдет замуж за сэра Джона Гранта.
– Катрион, я говорю с тобой вот уже битых десять минут, но не думаю, что ты услышала хоть слово.
Катриона, заморгав, взглянула на Ариадну. Вид у кузины веселый, а не сердитый или обиженный, и это уже облегчение. Катриона знала, что слишком глубоко погрузилась в размышления. Ее тревожило то, как на нее подействовал поцелуй сэра Бретта, и она не могла перестать об этом думать. Катриона все еще чувствовала, как его жаркий рот прижимается к ее губам, хотя после того поцелуя прошло три дня. Подобная страсть была ей незнакома, и Катриона не могла понять, как к этому относиться. И все же, хотя ее сильно тревожили чувства, которые пробудил в ней тот поцелуй, она в то же время с удовольствием смаковала их и желала большего.
Но вот признаваться в своем смятении ей точно не хотелось. Плохо уже то, что Ариадна успела заметить, как тщательно Катриона следит за своими запасами. Они сидели в большом зале, занимаясь починкой белья, потому что там уже разожгли камин. Куда практичнее работать там, где уже горит огонь, чем тратить понапрасну хорошее топливо, разжигая камин еще и в швейной комнате. Ариадна ничего не сказала, но Катриона поняла, что кузина заметила ее жалкие попытки экономии. И огонь, и то, что на стол подавалась густая похлебка вместо цельного куска мяса. Каждая женщина знает, что таким образом можно сберечь припасы.
– Извини, – произнесла Катриона, аккуратно складывая юбку, которую зашивала. – Ты же знаешь, что в Банулте сейчас неспокойно, так что время от времени эти заботы полностью поглощают мои мысли.
– Ничего удивительного. Земли-то у тебя прекрасные, и ужасно раздражает, что какой-то мерзавец хочет отнять все это у тебя и у Элисон. Ведь все это когда-нибудь должно достаться ей, да?
– Я считаю, что должно, но Бойд оставил все мне с условием, что я должна обеспечить Элисон богатое приданое. Банулт принадлежал ему, и он имел право поступить с ним как хочет, поэтому, пока храню верность нашему сеньору, я могу быть здесь лэрдом. Когда мы поженились, я принесла Бойду в приданое туго набитый кошель, и он использовал его с толком – правда, укрепил только старую дозорную башню с некоторыми дополнениями. Ничего особенного, но все равно неплохо. Деревня была такой же, как и сейчас, в общем, никакого особого благоденствия и процветания. Родись у меня сын, подозреваю, что все отошло бы ему. Но сына нет. – Катриона протянула руку и легко коснулась живота Ариадны. – Я знаю, что уже спрашивала тебя об этом, но скажи, ты все-таки хочешь сына?
– Честное слово, я просто хочу здорового, крепкого ребенка, – негромко ответила Ариадна, поглаживая себя по животу. – Поверить не могу, что подвергла его такому риску, сбежав из Скаргалса. Это было ужасно глупо, но я тогда так разозлилась и чувствовала себя такой униженной, что могла думать только об одном – как бы убраться подальше оттуда, подальше от места, где все наверняка считают меня ужасной дурой.
– Не думаю, что ты подвергала своего младенца большому риску, Ариадна. Срок у тебя не очень большой, и полагаю, что поездка не была трудной. Эти твои стражи этого не допустили бы. Когда ребенок прикрепился к матке, его не так-то легко оттуда вытрясти.
