Образ Стефани всплыл в памяти – склоненная над столом головка с гладко зачесанными назад каштановыми волосами и ее полный восхищенного удивления взгляд, когда она подняла на него глаза. Хэтерфилд хорошо помнил, как горячая волна захлестнула его и кровь быстрее побежала по жилам. И навсегда запечатлелось в его душе это прекрасное лицо, растаявшее в анемичном свете газовых фонарей на Кэдоган-сквер, когда, попрощавшись, она легко взбежала по ступенькам лестницы городской резиденции сэра Джона. Он с завистью подумал о клерках, целыми днями скрипящих своими перьями в этих жутких юридических конторах; им даже в голову не приходит, какое это счастье – находиться так близко от этих волшебных, смеющихся глаз и соблазнительных округлых ягодиц. И тут на него снизошло озарение. Он получил ответ на свой вопрос, даже ощутил вкус опасности и тревоги на языке.
В его задачу входило не только хранить тайну юного Томаса, но и оберегать девушку от возможных неприятностей.
Подсознательно он этим и занимался, даже не имея инструкций. Он трепетно заботился о ней, как наседка, которая следит за каждым шагом самого шаловливого, непослушного цыпленка, сопровождал ее повсюду и даже накормил ужином.
Хэтерфилд снова перечитал телеграмму. «Другого не ожидал».
Черт бы подрал этого Олимпию. Неужели он все спланировал заранее? И, видимо, совсем не случайно Хэтерфилд оказался в этом забытом богом замке в Девоне именно в тот момент, когда новоиспеченного мистера Стефана Томаса представили домочадцам.
Сразу напрашивался вопрос: «Кем на самом деле была эта девушка?»
И какую роль во всем этом маскараде играет сам премудрый Олимпия?
– Нельсон! – крикнул он. – Позвони, чтобы подали мою двуколку, пожалуйста.
– Сию минуту, сэр.
Хэтерфилд залпом осушил чашку кофе и потянулся к рубашке. Его слуга, радуясь, что ему не придется помогать хозяину с одеванием, тут же исчез в соседней комнате, где находился телефон, чтобы распорядиться о двуколке.
Полчаса спустя легкий экипаж Хэтерфилда уже мчался к Сити, ловко прокладывая себе дорогу в сплошном потоке разномастного лондонского трафика. Оставалось покончить с одним очень важным делом, прежде чем он полностью посвятит себя заботам о мисс Томас.
Сэр Джон Уортингтон уже стоял у своего стола, прямой и величественный, когда Стефани решительно вошла в кабинет следом за ним.
– Будьте добры, закройте за собой дверь, мистер Томас. – Сэр Джон приподнял края сюртука и уселся на стул.
Дверь закрылась за Стефани с неприятным, тяжелым стуком, словно захлопнулась, причем навсегда, решетка сырой темницы. Гулкое эхо пробежало по огромному кабинету, который представлял собой полупустое, хорошо освещенное помещение без привычных полок с книгами и лишних деталей интерьера; здесь даже не было деревянных панелей на стенах, и только посередине возвышался солидный стол сэра Джона с двумя обтянутыми кожей стульями по обе стороны. Картину довершала огромная, тяжелая дверь, изготовленная из английского дуба, не менее четырех дюймов толщиной.
Сэр Джон жестом указал на один из кожаных стульев.
– Прошу, садитесь.
Словно дал команду собаке. Стефани решительно шагнула к стулу и с размаху шлепнулась на него. Она не сомневалась, что ей грозит немедленное увольнение, и удар судьбы решила встретить с высоко поднятой головой.
– Передо мной лежит ваш судебный отчет об этом злополучном происшествии с мистером Хардингом и мусорщиком, – сказал сэр Джон.
– Скорее с миссис Хардинг и мусорщиком, – поправила его Стефани. – Муж в этом деле на вторых ролях, как мне кажется.
– Да. Верно подмечено. – Сэр Джон опустил глаза, пробежал пару строчек и, оторвавшись от отчета, встретил твердый взгляд Стефани. Он задумчиво погладил подбородок. – Даже не знаю, как начать.
– Мне кажется, всегда лучше начинать сначала.
– Да. Согласен. Во-первых, отчет составлен беспорядочно, мистер Томас. За все годы своей юридической практики я ни разу не сталкивался с документом, который был бы настолько лишен логики и порядка в изложении фактов, и ко всему прочему, – он приподнял за уголок один лист и посмотрел на него с отвращением, – отчет написан очень небрежно, что затрудняет его прочтение.
– У меня всегда был плохой почерк.
– Да, это явно не ваш конек.
Стефани вскочила на ноги. От резкого движения стул отлетел назад и покатился по деревянному полу, издавая неприятный, царапающий звук.
– Все ясно, сэр. Могу ли я поблагодарить вас за тот недолгий период времени, который мне посчастливилось провести в вашей конторе…
– И как это понимать, позвольте спросить? Садитесь.
– Я не вижу смысла продолжать этот разговор, сэр Джон. Как вы сами уже заметили, я не гожусь для юридической практики. Собственно, я так и сказал его светлости; и это избавило бы нас всех от лишних хлопот, если бы он…
– Ради всего святого, мистер Томас. Сядьте. Я не собирался вас увольнять.
Стефани замерла с нелепо поднятым вверх пальцем.
– Не собирались?
– Сядьте, пожалуйста, и оставьте все эти театральные жесты, ради бога. Я на дух не переношу театральность.
Стефани приподняла фалды сюртука и снова уселась на стул. Сердце так колотилось, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди, даже голова слегка закружилась.
Сэр Джон придавил пальцами ее неразборчивый, запутанный отчет, который она оставила на его столе вчера ночью. Стефани с трудом подавила желание вырвать эти злополучные листки из его цепких пальцев, скомкать их и выбросить в мусорную корзину, а затем, устремившись к двери и взмахнув рукой на прощанье, бросить через плечо: «И как вам такой театральный жест, сэр Джон Уортингтон, королевский адвокат?»
– Итак, – сказал сэр Джон, сохраняя завидное хладнокровие, – несмотря на грубые ошибки в логическом изложении фактов и их последовательности, не говоря уже об орфографии и пунктуации, с юридической точки зрения эта работа гениальна.
– Послушайте, сэр, если бы вы не были таким дьявольски суровым и строгим и дали мне достаточно времени, чтобы сделать все, как полагается, вместо того… – Стефани осеклась на полуслове. – Простите, что вы сказали?
Сэр Джон ткнул указательным пальцем в отчет.
– Гениально. Очевидна нехватка опыта, несколько непривычное изложение фактов ввиду незнания специальной терминологии, используемой в юридических доку-ментах…
– Вы имеете в виду ужасно сухой и скучный язык – юристов.
– Да, мистер Томас, именно об этом я и говорю. Об ужасно занудной, сухой терминологии. Текст должен быть составлен из отдельных параграфов и лишен драматизма. Вы же, наоборот, излагаете факты в излишне прямолинейной, эмоциональной манере, но что касается содержания – сам ход доказательства, аргументация, искусное использование правовых норм, имеющих отношение к делу, отражение этической стороны – все просто блестяще. Как бы это назвать? Своего рода интеллектуальный прорыв, незаурядная врожденная прозорливость, не замутненная юридическим крючкотворством.
