Ох, что же все-таки ей делать?
Сомнения терзали ее, у Калли разболелась голова.
Неожиданно дверь в комнату отворилась, и Калли, обернувшись, увидела Элфу, которая, ломая руки, бледная, стояла на пороге. Хотя они были знакомы не так давно, девушка очень много значила для Калли. Элфа была ее единственным другом и наперсницей в последние недели и оказывала ей помощь, за которую, если бы кто-нибудь узнал о ней, хрупкую девушку убили бы. Сейчас эта добрая душа выглядела так, словно за ней по пятам гнался сам сатана.
— Что случилось, Элфа?
— О, миледи, — девушка шагнула вперед, кусая губу и комкая в руках широкий рукав, — я только что услышала ужасную вещь, да. И я не знаю, кому об этом рассказать и что с этим делать. Может быть, мне просто забыть то, что я услышала. Да, забыть. — Она встревоженно огляделась и кивнула, молча соглашаясь со своими мыслями, а потом замерла, и ее большие карие глаза стали еще больше. — Но если я так поступлю и он умрет, вся ответственность ляжет на меня. Господь мне этого не простит. Значит, я стану соучастницей? Да, наверное, так. За это сам король захочет моей смерти. О Боже, я еще слишком молода, чтобы умереть. У меня еще даже нет мужа, нет детей. Я еще не хочу умирать, нет!
Сжав пальцами виски, Калли старалась уследить за бормотанием девушки, а потом ласково сжала руку Элфы, чтобы девушка немного успокоилась и объяснила, что именно ее так расстроило.
— Элфа, что именно вы услышали?
— Мужчины разговаривали в комнате под лестницей. Ну вот, в отличие от предыдущего монолога здесь имелся какой-то смысл.
— И что они говорили?
Девушка перекрестилась, и у нее в глазах снова появился страх.
— Они говорили, что собираются сегодня убить лорда Сина и тогда один из них сможет жениться на вас ради ваших земель. Он сказал, что покажет — прошу прощения, миледи! — этим шотландским собакам, как возражать властям, и что научит порядку — еще раз прошу прощения! — шотландскую сучку.
У Калли сжалось сердце, она не могла поверить этим словам, но в следующее мгновение ее охватили гнев и возмущение. И кто только осмелился сказать. такое?
— Вы сообщили его милости? — спросила она молодую горничную.
— Нет. Я слишком боюсь его.
— Спасибо, Элфа. — Калли с благодарностью похлопала девушку по руке. — Я сама ему скажу. — Калли направилась к двери.
— Миледи, — остановил ее голос Элфы, — вы понимаете, что, если они его убьют, вам не придется выходить за него замуж?
Такая мысль никогда не приходил в голову Калли, но даже сейчас, когда она появилась, выбор Калли был однозначным. Она не могла остаться в стороне и допустить, чтобы зверски расправились с человеком — особенно с тем, которому она столь многим обязана. Независимо от того, что думают другие, она понимала душу черного рыцаря лучше, чем все остальные.
Не сказав больше ни слова, Калли вышла из комнаты и отправилась на поиски лорда Сина.
Дожидаясь в центре королевского тронного зала возвращения Генриха, Син не понимал, почему так взволнован.
Генрих ясно высказал свое решение: Син должен найти руководителя шотландских повстанцев и убить его.
В этом приказе не содержалось ничего необычного, Син не один раз убивал по распоряжению Генриха, и именно за это его ненавидели при дворе и предала анафеме церковь — и именно это спасало ему жизнь, когда он был мальчиком.
Ему было всего четырнадцать, когда он первый раз лишил человека жизни, и то мгновение Син никогда не забывал. Напуганный и дрожащий, он, повинуясь приказаниям, вошел в комнату мужчины в провинциальной гостинице. Мужчина был всего-навсего бедным паломником, прибывшим в Утремер, чтобы помолиться. Предводитель сарацин, который купил и обучил Сина, приказал убить паломника, и Син знал, что, если он промахнется, его поймают и…
Он тряхнул головой, чтобы избавиться от воспоминаний.
Син не любил вспоминать прошлое: ни в детстве, ни в другие периоды времени там не было приятных моментов. Он только помнил, что ему всегда чего-то недоставало — материнской заботы, ласковой руки отца… А получал он лишь оскорбления и побои. Временами ему приходилось терпеть такие жестокие, беспощадные мучения, что Сии удивлялся, как ему удалось, пережив их, сохранить здоровыми разум и тело. Хотя, возможно, его рассудок в итоге стал не таким уж здравым. Безусловно, ни один человек не смог бы пережить то, что пережил Син, и остаться нормальным.
Изо дня в день, иногда час за часом он терпел страдания и вышел из них таким сильным, что теперь никто не осмеливался его тронуть. Син словно превратился в гранит и был твердо намерен оставаться таким всегда.
Уловив тихий звук, Син насторожился. Это было шуршание кожи о камень, такое тихое, что большинство людей вообще не услышали бы его. Но для человека, которому в юности отсутствие бдительности дорого обошлось, оно казалось громом. Син увидел, как из темноты появился мужчина с кинжалом, и мгновенно узнал того, кто собирался на него напасть. Син не мог понять, почему его это удивило, ведь враждебное отношение Роджера не было для него новостью.
— Роджер, это ваша ошибка, — произнес Син, когда тот бросился на него с поднятым кинжалом, но не успел ничего добавить, потому что на него напали еще двое.
Син с отвращением вздохнул. Он был безоружен, и нападавшие это знали, потому что никому не позволялось с оружием проходить через парадный вход тронного зала, но это ничего не меняло.
Выбросив вперед ногу, Син отшвырнул Роджера, так что тот растянулся на полу. Следующего мужчину он вообще не знал, но это не имело значения. Покатившись по полу, Син сбил его с ног, а затем, встав, отобрал у него из рук меч. Услышав свист кинжала, брошенного Роджером ему в спину, и звук открывающейся двери, Син инстинктивно пригнулся к полу. Кинжал, со свистом пролетев мимо, вонзился в грудь мужчины, с которым Син собирался сразиться, и мужчина, захрипев, рухнул на колени. Повернувшись, Син увидел, что разоруженный им мужчина бежит к открытой двери, а там на пороге в изумлении стоит Калли.
Роджер опять двинулся на Сина, но Калли выдернула ковер из-под его ног, и мужчина снова упал.
Удивленный тем, что она ему помогает, Син направил на Роджера отобранный меч, когда рыцарь снова поднялся, а Калли отошла и наблюдала за ними.
Глаза Роджера горели ненавистью, и Син был поражен, что рыцарь не убежал и не спрятался — это он умел делать лучше всего.
— Соизвольте объяснить! — Син опустил конфискованный им меч.
— Что объяснять? Что кто-то должен вас убить? Все знают, что вы должны умереть. Сколько раз вы во имя Генриха перерезали горло спящим?
При этом высказывании Син услышал тихий вздох и увидел, что Каледония, широко раскрыв глаза, прикрыла рот рукой.
