— О, призраков, духов, видения. Все, что может потребоваться, — небрежно бросила она. — Начинается всегда одинаково, а вот травы и слова разные для разных случаев. Нам сейчас требуется видение — посмотреть, кто хотел тебя сглазить. Тогда мы сможем обратить сглаз на них.
— Э-э-э… ладно… — мне вовсе не хотелось быть мстительной, но было очень любопытно — посмотреть, что такое «призывать» и выяснить, кто же собирался меня сглазить.
Поставив посудину в центр одеяла, Гейли плеснула в нее воды из кувшина, пояснив:
— Можно использовать любой сосуд, достаточно большой, чтобы получить хорошее отражение, хотя в колдовской книге говорится, что нужна серебряная чаша. Иногда, чтобы призвать, подходит даже пруд или лужа, но они должны находиться в укромном месте. Для этого требуется покой и тишина.
Она быстро шла от окна к окну, опуская тяжелые черные занавески, пока в комнате практически не осталось света. Я едва различала изящную фигуру Гейлис, скользящую в полумраке, пока она не зажгла свечу. Колеблющееся пламя освещало ее лицо, когда она несла свечу к одеялу, и отбрасывало резко очерченные тени на изящный подбородок.
Гейли поставила свечу рядом с посудиной, на противоположной от меня стороне. Очень осторожно добавила в нее еще воды, так что теперь та выпукло поднялась над посудиной, но не выливалась за счет силы натяжения поверхности. Я наклонилась и увидела, что на поверхности воды возникает превосходное отражение, гораздо лучше, чем в зеркалах замка. Словно опять прочитав мои мысли, Гейли объяснила, что такая штука не только помогает призывать духов; перед ней очень удобно причесываться.
— Только не шлепнись в нее, промокнешь, — предупредила она. Что-то в практичном тоне ее замечания, таком прозаичном среди всех этих таинственных приготовлений, напомнило мне кого-то. Я смотрела на стройную, бледную фигурку, и никак не могла понять, кого она мне напоминает. Ох, ну конечно же! Меньше всего она походила на невзрачную фигуру, склонившуюся над чайником в кухне преподобного мистера Вэйкфильда, но интонации, безусловно, были теми же, что и у миссис Грэхем.
Возможно, все дело было в одинаковом отношении — эдакий прагматизм, считающий оккультизм просто совокупностью явлений, как погода. Нечто, к чему, разумеется, следует относиться с осторожным уважением — так пользуются острым кухонным ножом — но чего вовсе не нужно избегать или бояться.
Или дело в аромате лавандовой воды? Свободные, летящие одеяния Гейлис всегда пахли растениями, которыми она пользовалась: ноготками, ромашкой, лавровым листом, укропом, мятой, майораном. Сегодня складки белого платья благоухали лавандой. Этот же запах пропитал практичное синее хлопчатобумажное платье миссис Грэхем, лавандой пахло и от ее костлявой груди.
Если грудь Гейли подобный скелет и поддерживал, на него не было и намека, хотя она надела платье с глубоким вырезом.
Я впервые видела Гейлис Дункан en deshabille; как правило, она носила строгие пышные наряды, застегнутые до шеи, подобающие жене судьи. Роскошное тело, выставленное напоказ сегодня, оказалось для меня сюрпризом — кремового цвета, почти того же оттенка, что и платье, частично объясняло, почему такой человек, как Артур Дункан, женился на девчонке-сироте без единого пенни в кармане.
Гейли выбрала с полки три банки и налила из каждой по чуть-чуть в миску тонкого металла, стоявшую на жаровне. Потом подожгла уголь свечкой и подула на огонь, чтобы он разгорелся быстрее. Потянуло ароматным дымком. Воздух на чердаке был настолько неподвижен, что сероватый дымок тянулся вверх, никуда не рассеиваясь, и образовывал колонну, повторявшую форму высокой белой свечи. Гейли села между двумя колоннами, изящно скрестив ноги, как жрица в храме.
— Ну вот, думаю, это прекрасно сработает. — Гейли с удовлетворением осмотрела сцену, стряхивая с пальцев остатки розмарина.
Черные драпировки с мистическими символами закрывали доступ солнечным лучам, и свеча оставалась единственным источником света. Пламя отражалось и рассеивалось в воде, и она, казалась, тоже светилась, как источник, а не отражение света.
— А теперь что? — спросила я.
Большие зеленые глаза светились, как вода, сияя предвкушением. Она помахала руками над поверхностью воды, потом скрестила руки между ног.
— Просто посиди немного молча, — сказала Гей-лис. — Прислушайся к биению сердца. Ты слышишь его? Дыши легко, медленно и глубоко.
Несмотря на живость в выражении лица, голос ее звучал тихо и медленно, создавая контраст с обычной бойкой речью.
Я послушалась и почувствовала, что биение моего сердца замедляется по мере того, как дыхание выравнивается и становится ритмичным.
Дымок пах розмарином, но еще два запаха я не узнавала; может, это наперстянка или лапчатка? Мне показалось, что пурпурные цветы — это белладонна, но уж конечно этого не может быть. Но чем бы они ни были, замедленное дыхание нельзя отнести только на счет могущества Гейли.
Я чувствовала себя так, словно на грудную клетку давил тяжелый вес, который и замедлял дыхание против моей воли.
Гейли по-прежнему сидела совершенно неподвижно, наблюдая за мной немигающими глазами. Она один раз кивнула, и я послушно опустила взгляд на недвижимую поверхность воды.
Гейли заговорила в том размеренном стиле, что опять напомнил мне миссис Грэхем, призывавшую солнце в круг из камней.
Слова были не английскими, но при этом не совсем не английскими. Какой-то странный язык, но мне казалось, что я должна его понимать, будто слова произносятся ниже уровня слуха.
Руки начали неметь, я попыталась изменить их положение, но они не слушались. Размеренная речь текла, тихая и настойчивая. Теперь я знала, что понимаю сказанное, но не могла извлечь слова на поверхность сознания.
Я смутно понимала, что нахожусь под воздействием то ли гипноза, то ли какого-то наркотика, и сознание изо всех сил цеплялось за эту осознанную мысль, сопротивляясь действию сладко пахнущего дымка. Я видела свое отражение в воде, зрачки, сузившиеся до точки, радужную оболочку, расширившуюся, как у ослепленной солнцем совы. Сквозь мои исчезающие мысли все тек словесный опиум.
— Кто ты? — Не знаю, кто из нас задал этот вопрос, но почувствовала, что мои губы шевельнулись, когда я ответила:
— Клэр.
— Кто послал тебя сюда?
— Я пришла.
— Зачем ты пришла?
— Не могу сказать.
— Почему не можешь?
— Потому что мне никто не поверит.
— Я тебе поверю. Доверься мне. Кто ты?
— Клэр.
Неожиданный громкий звук разрушил чары. Гейли вздрогнула, задев коленом миску, и отражение в воде разбилось.
— Гейлис? Дорогая моя! — из-за двери раздавался вопросительный, но все же настойчивый, голос. — Пора идти, дорогая. Лошади готовы, а ты все еще не одета.
