Эммелин очень хотелось услышать, что сказала бы Мальвина, если бы узнала, как она близка к истине. Однако сомневалась, что виконтессу хоть чуть-чуть обеспокоило бы, если бы Эммелин ограбила хорошо охраняемый ювелирный магазин, – она просто сочла бы это развлечением.
Взять, например, неожиданное появление Эммелин на Ганновер-сквер. Виконтесса нагрянула в номер семнадцать на следующее же утро после прибытия леди Седжуик и с тех пор постоянно присутствовала в повседневной жизни Эммелин.
– Я безмерно рада, что вы здесь, – заявила Мальвина так, будто они знали друг друга тысячу лет. – Надеюсь, вы не возражаете против моей бесцеремонности, но я просто должна была заглянуть к вам. Сейчас у меня в городе нет подруги, а мне до смерти необходимо какое-то общество. – А затем, не давая Эммелин возразить, Мальвина объявила, что платье новой подруги отвратительно и нужно привести Эммелин в нормальный вид. Она сразу же вызвала свой экипаж, который должен был отвезти их обеих на Бонд-стрит за покупками.
– Кошки разорвут вас в клочья, дорогая, если увидят в этом ужасном платье. Вы выглядите как… ну, как чья-то отвергнутая компаньонка.
Эммелин не посмела признаться, как права была Мальвина.
Помогая и поддерживая Эммелин, которая поначалу довольно осторожно пользовалась кредитом Седжуика, Мальвина сделала ещё и то, чего Эммелин никогда не смогла бы достичь в столь короткий срок. Благодаря напористости виконтессы Роулинз новоявленная баронесса мгновенно приобрела настоящее положение в обществе. Таким образом родился их странный союз. Тем не менее Эммелин обнаружила, что с каждым днём ей все труднее мириться с чувством вины, возникавшим у неё всякий раз, когда Мальвина представляла её как свою самую близкую подругу.
Войдя в бальный зал, виконтесса оглядела сначала потолок, а потом обои, оставленные мистером Старлингом на рабочем столе.
– Эммелин, у вас призывающий взгляд. Как вам это удаётся? Если бы вы не были столь любезны, я бы сказала, что вы страшно сердиты на кого-то.
– Я не сделала ничего такого, чего не могли оы сделать вы.
– О, бросьте. Все, на что я, по-видимому, способна в ближайшее время, – это пугать маленьких детей своими необъятными размерами. – Она сложила руки на огромном животе – ребёнок со дня на день должен был появиться на свет. Беременность Мальвины помешала ей и её мужу, виконту Роулинзу, уехать на лето в поместье. Скучая в отсутствие великосветского общества, Мальвина заявила, что прибывшая на Ганновер-сквер Эммелин послана самим Богом.
– Как вы сегодня себя чувствуете? – Эммелин бросила тревожный взгляд на раздавшуюся талию леди.
– Отвратительно. Просто отвратительно. Этот ребёнок меня извёл. Я не могу спать. Могу поклясться, что кто-то прошлой ночью украл мои лодыжки и заменил их парой бочонков. – Приподняв на минуту юбки, виконтесса продемонстрировала когда-то изящные, а теперь раздувшиеся лодыжки. Она вздохнула. – Но спасибо, что спросили.
Эммелин засмеялась, а Мальвина, двигаясь грациозно, несмотря на своё состояние, подошла к ней и взяла её под руку.
– Пригласите меня на чай с кексами, которые печёт миссис Симмонс, и расскажите, что сказал…
– Кто? – поддразнила её Эммелин.
– Седжуик, глупышка. – Мальвина шлёпнула её веером. – Расскажите, что произошло прошлой ночью, когда он вернулся домой. Я хочу услышать все подробности. Три месяца назад Роулинз стал спать на кушетке в кабинете, и я не знаю, вернётся ли он когда-нибудь ко мне в постель. Поэтому простите бедную одинокую женщину – что произошло?
– Если вам известно, что он приехал в Лондон, то вы, вероятно, знаете всё, что я могла бы вам рассказать.
– До чего же вы любите подразнить, – отозвалась Мальвина, уводя Эммелин из бального зала. – А теперь вы должны рассказать все. По словам моей горничной, ваши слуги сегодня утром ходят с плотно сжатыми губами. Я весь день ждала, когда Седжуик отправится в свой клуб, чтобы можно было прийти и дружески побеседовать с вами.
– Откуда вы знаете, что Седжуик уехал в клуб? – Эммелин взглянула на Мальвину.
– Эммелин, – снова усмехнулась та, – моя дорогая Эммелин, вам ещё так много нужно узнать о замужней жизни.
Оставив бальный зал, они расположились в зимнем саду в задней части дома. Двери и окна были распахнуты, и буйно цветущие во дворе розы наполняли своим ароматом комнату. Позвонив в колокольчик, Эммелин вызвала горничную и велела подать чай и кексы, а затем села в кресло напротив Мальвины.
– Итак? Что он сказал относительно дома? – спросила виконтесса. – А главное, что он сказал по поводу вас? Очевидно, он не выгнал вас на улицу за то, что вы разорили его своими преобразованиями. – Мальвина рассмеялась собственной шутке, и Эммелин присоединилась к ней, хотя совершенно по иной причине – главным образом потому, что была не в Нью-гейте и не на пути в Ботани-Бей.
– Нет, мне повезло, – отозвалась Эммелин, – хотя, думаю, я была на волосок от этого.
– Мужчины! – покачала головой Мальвина. – Они и понятия не имеют о том, сколько сил мы затрачиваем, чтобы сделать их жизнь беспредельно счастливой.
Горничная принесла чай и кексы и поставила поднос на столик; Эммелин налила гостье чашку чая и подвинула ей тарелку с кексами.
Мальвина с удовольствием принялась за кексы, сообщив, что ест их ради ребёнка. Пока она без умолку болтала о дерзости своих слуг, Эммелин вспоминала, как Седжуик вошёл в бальный зал…
Она заметила его краем глаза и так занервничала, что не нашла ничего лучшего, как украдкой посмотреть в его сторону. Эммелин надеялась, что с противоположного конца зала не видно её густо покрасневших щёк. Что, чёрт побери, было в бароне такого, что заставило её заалеть, словно роза в саду? О, она знала – это воспоминание о его поцелуе, о его обжигающем, опустошающем, страстном поцелуе. От одной мысли об этом у Эммелин перехватило дыхание.
Однако Седжуик казался совершенно равнодушным, безразличным. А затем их взгляды встретились, и Эммелин могла поклясться, что увидела, как в его зелёных глазах вспыхнуло обжигающее пламя. Воспоминание о том поцелуе теперь связывало их до тех пор, пока они не найдут способ погасить это пламя. А потом она отвернулась, не в силах больше смотреть на Седжуика, боясь, что у неё подкосятся колени. Но любопытство подтолкнуло её снова бросить быстрый взгляд на барона, однако теперь Алекс смотрел на потолок. Затаив дыхание, она старалась угадать его мысли – пока не увидела в его глазах восхищение, а затем и признательность за росписи. Седжуик осматривал зал, и она сразу почувствовала, что он понял её замыслы и одобрил то, что она делала.
