Ее мысли вновь и вновь возвращались к мистеру Бери, и она не переставала спрашивать себя, как могло получиться, что он так похож на строителя храма. Решив, что, может быть, она внушила себе это сходство, она снова забралась на галерею и раздвинула лианы, чтобы посмотреть на портрет царя. Опять она убедилась, что барельеф был очень похож на англичанина.
Конечно, она думала о нем как о человеке простого звания, и у нее мелькнуло в голове, что, наверное, он очень плохо вел себя в одной из предыдущих жизней, если ему пришлось перевоплотиться в таком низком сословии после того, как он побывал царем.
– Интересно, что он сделал? – подумала она.
Она решила, что если он настолько красив, то его грехи, наверное, как-то связаны с женщинами.
Поскольку она проводила все время с отцом и не говорила с ним почти ни о чем другом, кроме как о восточных религиях, которыми он так интересовался, она была абсолютно несведуща во всем, что касалось жизни светского общества. Она знала, что если бы ее мать была жива, то в прошлом году во время лондонского сезона, она была бы представлена ко двору королевы или принца и принцессы Уэльских.
Конечно, она посещала бы все балы, эти настоящие Эльдорадо дебютанток. Но поскольку Сарида ничего не знала о лондонском великосветском обществе, то она и не скучала по нему.
Ей было очень интересно узнавать странные обычаи и нравы тех стран, в которых они жили, знакомиться в Индии со множеством различных людей, начиная от махараджей и кончая мужчинами и женщинами низшей касты. Все это было для нее захватывающе увлекательным. Она умела находить красоту во всем, на что бы она ни смотрела, будь то храмы и дворцы Индии или великая сиамская река. Ей нравились улыбающиеся лица сиамцев, которые всегда казались счастливыми, а дружелюбие яванцев трогало ее всякий раз, когда она с ним сталкивалась.
– Мне так повезло, – часто говорила она самой себе. – У меня есть все.
Однако сейчас, когда она встретила мистера Бери, она поняла, что благодаря царю Ракаю Пикатану, его лицо и раньше являлось в ее мечтах. Теперь она чувствовала себя не так, как прежде, но причину этого не могла объяснить. Она лишь знала, что в тот момент, когда он появился на галерее храма, она ощутила его присутствие с такой остротой, какая ей была неведома раньше. Когда он крепко взял ее за руку, заставив пообещать, что она не будет связываться с ворами, в сердце у нее зародилось какое-то странное чувство, и оно не проходило, когда он уехал.
Ей хотелось поговорить с отцом и спросить его, считает ли он возможным, что мистер Бери – перевоплощение царя Ракая Пикатана.
Затем она вспомнила, что отцу не следует знать о том, что в храме что-то ней в порядке. Он был слишком болен, и его нельзя было тревожить.
Она очень хорошо помнила, как он был разгневан, узнав, как голландцы обошлись с Боробудуром. Тогда он настолько ослаб, что несколько дней не мог писать.
Почувствовав, что ей нужно побыть возле отца, она вошла в его комнату. Он уже лег, но все еще продолжал работать.
– Ты много написал сегодня, отец? – спросила она, присаживаясь рядом с ним.
– Не так много, как мне хотелось бы, – ответил тот. – Но моя книга почти окончена.
– Это просто чудесно! – воскликнула Сарида.
– А потом мы поедем домой, – сказал отец. – Пора открыть наш дом для приемов и вспомнить, что мы англичане.
Сарида засмеялась:
– Об этом я никогда не забывала, – сказала она. – И я знаю, что твоя книга увлечет каждого, кто ее прочтет.
– Я хотел бы на это надеяться, – сказал отец усталым голосом.
Он посмотрел на свою дочь и, помолчав, сказал:
– Может быть, я был неправ, когда увез тебя так надолго от твоего привычного окружения. Ты очень красива, моя милая, и когда мы вернемся, очень многие англичане тебе это скажут.
Сарида вспомнила, что один англичанин ей уже это сказал, но решила, что было бы ошибкой в этом признаться.
Отец откинулся на подушки.
– Как только я окончу книгу, мы вернемся, – сказал он твердо.
Его глаза были закрыты, и Сарида поняла, что он говорит это больше себе, чем ей.
Она осторожно взяла рукопись с постели и потушила свет. Выходя из комнаты, она знала, что отец не слышал ее шагов.
Сарида поднялась рано утром, потому что помнила, что вскоре после рассвета появится англичанин. Она не ошиблась. Когда она увидела, как он верхом подъезжает к дому, ее сердце дрогнуло от волнения. Он был один, без Хаджи, и она выбежала, чтобы поздороваться с ним. Герцог спрыгнул с лошади и, взглянув на Сариду, подумал, что она еще очаровательнее, чем была накануне.
Первые лучи рассвета, казалось, запутались в ее волосах. Он подумал, что невозможно выразить словами, насколько она не похожа на любую другую женщину из тех, которых он знал.
– Я думаю, – сказала Сарида своим тихим голосом, – что вам следует отвести лошадь в сарай за домом. Иначе, если кто-нибудь увидит ее, то обязательно поймет, что вы приехали из дворца.
Герцог заметил, что лошадь, на которой он приехал, была намного лучше виденных им по дороге или в городе. Поэтому он нашел предложение Сариды очень разумным и отвел лошадь в грубо сколоченный сарай, где для нее уже были готовы кормушка и ведро воды.
Затем, захватив аппарат, он вернулся к месту, где его ждала Сарида.
– Я отнесла туда все лампы, которые нашла, – сказала Сарида. – Надеюсь, их будет достаточно.
– Тогда не будем терять время, – сказал герцог, – пока никто не появился.
Они отправились к храму. Проходя под деревьями, герцог впервые обратил внимание на виднеющиеся вдалеке какие-то нагромождения камней, поросшие мхом и травой. Ему захотелось проверить, правда ли, что, как подозревает Сарида, поблизости расположен еще один чанди, и не заблуждается ли она, полагая, что это тоже ступа. Но потом решил делать все по порядку и вновь на коленях проник в храм вслед за Саридой. Одну за другой она зажгла лампы, и герцог убедился, что при таком свете сможет сделать хорошие снимки с каждого бодхисаттвы. Как и Сарида, он очень жалел, что не смог появиться здесь раньше, когда Будда был на месте. Он сделал несколько кадров, думая, что нынешняя съемка весьма существенно отличается от той, которую он делал вчера по просьбе султана. Герцог оставил Доусона во Дворце проявлять пленки. Ему пришлось повозиться с оборудованием темной комнаты, в которой он смог бы проявить и напечатать снимки. Он занимался фотографией уже несколько лет, с тех самых пор, как появились фотоаппараты. В своем доме в Бакингемшире он оборудовал фотолабораторию, потому что решил, что так будет быстрее, чем неделями ждать, когда профессионалы проявят и вернут ему пленки. Он прошел курс обучения у одного из опытнейших фотографов фирмы Кодак и, в свою очередь, обучил Доусона. Поэтому в поездках, особенно в Индии, он не должен был терять часы в жаркой и душной темной комнате, в то время, когда мог продолжать снимать. Герцог достиг больших успехов в фотографии, и его очень радовало то, что знатоки высоко оценивают его работу.
