Маргарита перевернулась и слезла с кровати, чтобы помочиться, и, сидя на горшке, жаловалась на сквозняки. Потом снова забралась в постель, слишком разворошив одеяла, и передвинулась так, что ее льняная рубашка прикоснулась ко мне, как холодная рука. Она ткнула локтем в мои заплетенные в косу волосы и запротестовала, когда я отпихнула ее.
Мэл выпрямилась с кочергой в руке. Мгновение я видела эту раскаленную добела кочергу в полумраке холодной комнаты, потом Мэл сунула ее в кувшин так, как будто держала нож и убивала какую-то тварь. От шипения, с которым раскаленный металл погрузился в эль, у меня, как всегда, побежали по спине мурашки. Спустя мгновение я унюхала запах горячего эля, наполнивший холодную комнату.
Я села, подсунув себе под спину подушку.
Мэл дала мне и Маргарите по чашке, задула свечу и снова забралась в кровать с чашкой в руке. Чашки были деревянными и чуть теплыми, но эль оказался слишком горячим, чтобы его прихлебывать. Поэтому я не стала дуть на питье, охлаждая его, и начала вдыхать дым, пахнущий медом, травами и специями.
— Господин Энтони будет в Графтоне, госпожа Иза? — спросила Мэл. — О, госпожа Маргарита, у вас ледяные ноги.
— Наверное, будет. Я на это надеюсь. Целую вечность его не видела.
— Говорил, что будет, — произнесла Маргарита. — Он мне так сказал.
— Откуда ты знаешь? — поинтересовалась я. — В последнем письме Энтони не писал, что его точно отпустят домой.
— А как насчет сэра Эдуарда и господина Грэя? — слишком спокойно спросила Мэл, стараясь прекратить спор. — Говорят, они приедут в Графтон в канун крещения, и всем известно, что это значит.
— Так тебе придется выйти замуж за Джона Грэя? — удивилась Маргарет, прежде чем я успела придумать, как ответить Мэл.
Я не знала, как отношусь к этому замужеству, и тем более не знала, что сказать.
— О-о, Иза! — продолжала Маргарита. — Каково будет лечь с ним в постель? Кому это понравится?
— Ничего я тебе не скажу, противная девчонка, сующая нос в чужие дела! Это мое дело, не твое.
Эль немножко остыл и имел теперь вкус лета, сладкий и пьянящий.
— Но когда придет время и мне станут подбирать мужа, — сказала Маргарита, — у меня будет право знать!
Не будь у нас в руках чашек, я бы хлопнула Маргариту, как осу: я не надеялась заставить ее умолкнуть, но меня раздражало ее жужжание.
— Ну-ну, — вмешалась Мэл. — Вам пока не нужно беспокоиться об этом, госпожа Маргарита. Госпожа Иза могла бы выйти замуж еще два или три года назад, ведь она самая красивая девушка в Англии, какой некогда была ее матушка! Если бы ваш отец того пожелал, они могли бы давным-давно скрепить договор. И она могла бы уже сама быть матерью. Но нет, они ждали до нынешних дней. Шестнадцать — хороший возраст для замужества, и никто не сомневается, что для вас сделают то же самое. А теперь пейте обе, я поставлю чашки, и пора спать. Поутру нас ждет долгая дорога и, по всей вероятности, густой снег в придачу.
Мы послушались и снова забрались в постель. Мэл наклонилась, поставила чашки на пол и натянула на нас одеяла. От эля и ромашки меня потянуло в сон. Думаю, и Маргариту тоже.
«Каково это будет?» — думалось мне.
Конечно, я была знакома с Джоном: когда я приехала в первый раз в Гроуби, он был так добр к тоскующей по дому семилетней соплячке, как только может себе позволить двенадцатилетний «взрослый молодой человек». Он был куда добрее леди Феррарс, которая перестала называть меня надоедливым, упрямым ребенком только тогда, когда появилась Маргарита и начала играть свою роль лучше, чем это удавалось мне. Один раз Джон починил сломанную Маргаритой игрушку. Иногда он позволял мне посмотреть, как водит по загону свою новую лошадь. Когда во время пения я сбивалась, Джон прекращал играть и без жалоб начинал сначала. В последнее время он жил в поместье Астли, которое отдал ему отец. Поместье находилось в тридцати-сорока милях от Гроуби, поэтому я почти с ним не виделась. Мы оба знали, что нам предстоит пожениться, хотя никогда не говорили об этом. Но мне не верилось, что это на самом деле произойдет.
— Мэл, как это? — спросила Маргарита.
— Что — как?
— Когда мужчина укладывает тебя в свою постель. Твой муж. Каково это было для тебя?
— Тебе пока ни к чему о таком знать, госпожа Маргарита, и я не собираюсь тебе рассказывать. Это только промеж мужчины и его жены. Ты когда-нибудь видела такое на ферме?
— Но у людей все по-другому, ты же знаешь. — Голос Маргариты звучал невнятно. — Изе тоже нужно это знать, только она никогда не спросит.
Временами я начинала испытывать благодарность к Маргарите за ее бесстыдство. Она была права, я, конечно, хотела знать, и сейчас было самое время все выяснить — в теплой темноте, где никто не видел моего лица. Причем выяснить от Мэл, которая была замужем и родила ребенка, потом умершего от лихорадки. Муж Мэл вскоре после этого погиб, упав в мельничное колесо.
— Ну… — медленно проговорила Мэл, как будто прикидывала, что сказать.
Потом понизила голос, как обычно делала, когда мы были маленькими и она рассказывала нам на ночь истории про Робин Гуда, святого Франциска и королеву Маб.[5]
— Ваш отец, конечно, заплатит за мессу. Затем вы отправитесь в церковь — не то что мы с моим муженьком. А может, церемония будет частной, в часовне. А потом у вас будет пир. Он будет таким же прекрасным, как тот, который ваш отец даст в честь замужества старшей дочери, помяните мои слова. А потом женщины отведут вас в брачные покои, помогут раздеться и уложат вас в постель. А после друзья вашего мужа приведут его к вам, распевая, играя на флейтах и тамбуринах, и оставят вас вдвоем.
Мэл умолкла как раз в тот миг, когда мне отказало воображение. Маргарита громко вздохнула мне в ухо, вздох ее перешел в храп, и я поняла, что она спит.
— А ваш муж тоже разденется и ляжет в постель, — услышав храп, продолжала уже тише Мэл. — И вы поцелуетесь и обниметесь, и он будет прикасаться к вам повсюду, там, где ему понравится. И вам тоже это будет нравиться, вот увидите. А потом, когда он будет готов, муж ляжет на вас, а вы расставите ноги, и он вставит в вас свою штуку.
Я поняла, что она имеет в виду. Слабое, пугливое возбуждение всегда трепетало, когда я думала о таких вещах, и заставляло меня втайне пробегать руками по своим грудям, талии и бедрам.
— Как… А как он…
— О, госпожа Иза! Он станет твердым, понимаете, после всех этих поцелуев и прикосновений. И… и это немножко больно. Это разрывается ваша плева. Появляется кровь, как во время месячных, но если муж нежен, кровоточит лишь немножко. А я уверена, что такой прекрасный джентльмен, как господин Джон, будет очень нежным… И тогда вы становитесь настоящими мужем и женой, пока смерть не разлучит вас. И, говорят, соединитесь снова на Небесах. Я уверена, что мой муженек ждет меня… А теперь мы обе должны поспать.
