Финли ответил не сразу — прежде тщательно взвесил то, что намеревался сказать.
— Говорю тебе, нас позвали отобедать, — повторил он. — Бьюсь об заклад, то-то будет пирушка… тут тебе и жаркое, и всякие гарниры. Ну и ну, прямо подарок судьбы, Эбби! — Он аж облизнулся в предвкушении. — Надеюсь, Эбенезер Мэйсон не пожалеет эля под всякие разносолы. А то от этих изысканных вин у меня оскомина.
— Что-то не пойму я, папа. Кажется, ты был не самого лучшего мнения о мистере Мэйсоне, — с сомнением заметила Эбби. Отец частенько жаловался, что тот больно скаредничает и в грош не ставит жизнь горнорабочих.
— Было дело, Эбби, — задумчиво признался Финли.
— А что теперь? — в недоумении спросила Эбби. Она не могла взять в толк, что же изменилось.
— За эти две недели, Эбби, я узнал хозяина получше и сейчас вот жалею, что раньше на него наговаривал.
— По-моему, папа, тебе было за что его недолюбливать.
— Похоже на то, — устало проговорил Финли, поднес ко рту полную ложку и громко отхлебнул.
Эбби представила, как он проделывает то же самое в роскошной столовой Мартиндейл-Холла.
— Пора бы уже подумать о твоем будущем, Эбби, — сказал Финли.
— О моем будущем? Но какое это имеет отношение к обеду в Холле? — Она вдруг зарделась, когда поняла, к чему клонит отец. Он частенько намекал на вероятных женихов, по его мнению, людей состоятельных, вроде сынка городского головы или управляющего Королевской биржей. Он даже пытался представить дочь начальнику полиции, которому было уже далеко за тридцать. Но Эбби это ужасно смущало: она считала их всех либо слишком старыми, либо уж больно важными. Или, может, отец вбил себе в голову, будто Эбенезеров сынок положит на нее глаз? Но тут она вспомнила, что тот, по слухам, не живет в Холле. Говорили, будто бы он перебрался в домик где-то посреди обширного поместья и редко видится со своим отцом после их размолвки, последовавшей за скоротечным браком Эбенезера с какой-то девицей, хотя об истинной причине разлада отца и сына никто не знал. Друзья кивали на его экипаж, когда Мэйсон-младший наезжал в Берру, однако ни с кем из городских он не общался, так что Эбби на самом деле ни разу его не видела.
— Эбенезер Мэйсон дал понять, что хотел бы познакомиться с тобой, Эбби, — сказал Финли, заметив, что Эбби пришла в некоторое замешательство и такой план ей явно не по душе. Его всегда немного огорчало, что дочь забывала о честолюбии, когда речь заходила о выборе жениха, способного ее облагодетельствовать.
Да, Финли был пристрастен, но он полагал, что любой мужчина был бы счастлив взять в жены столь прекрасную девушку. Эбби была хоть и худенькая, как ее мать до родов, зато у нее были длинные волнистые волосы, которые блестели, как уголь на солнце, а глаза синели, как Средиземное море.
— Думаю, у мистера Мэйсона есть на тебя виды. — Он хотел осторожно внушить эту мысль простодушной дочери.
— Что? — возмутилась Эбби, взволнованная теперь уже не на шутку. — Мистер Мэйсон — старик… Ему столько же лет, сколько тебе, ведь так, папа? — Девушке была противна сама мысль о сколь-нибудь романтических отношениях между ними. И не верилось, что отец и впрямь думает, будто она пойдет за старика, которого и представить себе не могла в числе своих воздыхателей.
Стариком, по мнению юной Эбби, считался всякий, кому было за тридцать. А Эбенезер, в свои пятьдесят три, был лишь на пять лет моложе ее отца, который женился, будучи и сам уже далеко не первой молодости. Финли было сорок, а Мэри семнадцать, когда они поженились. Впрочем, в графстве Слайго, откуда происходил род Финли, для мужчины брать в жены девочку, которой еще нет двадцати, было делом самым обычным, даже если ему перевалило за сорок. Но в Австралии это не считалось в порядке вещей.
— Он не старше меня, Эбби, — вознегодовал Финли. — Разве что на самую малость, — уже мягче прибавил он. Его на мгновение передернуло от возникшего в голове образа, но он тотчас прогнал наваждение. Потому как твердо решил обеспечить дочери будущность. — Можешь считать его зрелым, Эбби, зато человек он очень обеспеченный. А это значит, что в один прекрасный день ты можешь стать очень даже состоятельной вдовой.
— Какие страсти ты говоришь, папа, — рассердилась Эбби. — Похоже, ты и впрямь шутишь. Мистер Мэйсон навряд ли позарится на какую-то девчонку из землянки.
— А вот тут ты ошибаешься, Эбби. Об этом не всякий знает, но когда-то он и сам был старателем, — с пониманием сказал Финли.
Глаза у Эбби округлились. Она-то, как и все, думала, что Эбенезер Мэйсон родился в сорочке, будучи отпрыском знатного английского рода.
— Верно говорю, Эбби, когда-то у него за душой не было ни гроша, покуда он не попытал счастья на викторианских золотых приисках, — прибавил Финли, заметив удивление дочери. — Так и сколотил себе состояние. Напал на золотую жилу в Кривой лощине тогда, в начале пятидесятых. На круг там намыли триста двадцать четыре фунта золота, особенно отличились Эбенезер с компаньонами. Представляешь? — В свое время Финли поведал эту историю своим собутыльникам-ирландцам в пивной. И те тогда диву дались, а после трактирщик ему шепнул, будто бы Эбенезер тогда надул двух своих компаньонов. Финли предпочел пропустить такие подробности мимо ушей: все эти сплетни наверняка от зависти. — Я уважаю тех, кто зарабатывает, трудясь в поте лица. И ежели человеку здорово подфартило, честь ему и хвала, я так скажу.
— Но откуда ты знаешь, папа, что так оно и есть? — спросила Эбби. Уж больно неправдоподобной показалась ей эта история.
— Да он сам мне рассказывал. Мы потом еще не раз с ним разговаривали напрямик. — Финли уставился на пламя в очаге. Он много чего узнал про Эбенезера за последние пару недель. Вернее было бы сказать, что сперва он только догадывался, с чего это вдруг горнозаводчику взбрело на ум с ним распивать и сводить близкое знакомство. Тогда он выложил ему все начистоту, но Эбенезер оказался искренен в своих намерениях, чем снискал его уважение. Ухватившись за такую возможность, Финли с не меньшей прямотой рассказал Эбенезеру, что дочь его девушка добропорядочная и что соединиться они смогут лишь в том случае, если его помыслы и правда чисты. Заверив друг друга, что так оно и есть, они условились познакомиться поближе, и Эбенезер выразил надежду, что они смогут некоторым образом договориться.
— Неужели? — сказала Эбби, еще больше усомнившись в искренности намерений мистера Мэйсона сойтись с ее отцом. Хоть тот и был раньше старателем, ей с трудом верилось, что он решит снова замараться. Достаточно вспомнить о его белоснежных сорочках и блестящих, первосортной кожи башмаках. Но уж коль отец говорит, что тот был старателем, значит, это правда, решила она.
— Что верно, то верно, Эбби, родная, — сказал Финли. — Владеть рудником это тебе не фунт изюму — дело серьезное, хлопотное. Раньше-то я об этом особо не задумывался, но мистер Мэйсон открыл мне глаза, и теперь я вижу его положение совсем по-другому.
— Ему, пожалуй, и впрямь хлопотно считать свои деньжищи, — усмехнулась Эбби.
— Иной раз приходится считать и убытки, — со всей серьезностью возразил Финли. — Помнишь, год назад уволили четыре сотни человек?
Конечно, Эбби помнила. Тогда в городок, особенно в землянки, пришло отчаяние.
— Мистер Мэйсон был вынужден урезать расходы, потому как шахту углубили и добывать медь стало дороже, а после и цены не нее упали. Вот и приходится ему каждый божий день ломать голову, что да как.
— Но ведь ты сам твердил, что ему наплевать на своих рабочих, что только собственные барыши его и заботят, — сказала Эбби.
— До поры я так и думал. Не стану отпираться. Но я ошибался. Он сам мне рассказывал, как не спит ночами, все думает о рабочих да об их домочадцах. Раньше-то я не верил, а теперь верно говорю, он всегда старался вернуть людей обратно, как только цены на медь снова поднимались.
В разговоре с хозяином Финли высказал опасение, что он и сам может оказаться без работы, ведь за последнее время цена на медь упала до восьми фунтов за тонну, но Эбенезер заверил, что тому не бывать.
