Накрахмаленные простыни. Пуховые подушки. Металлическая грелка с углями у ее ног. Над головой висели дамастные занавески. Она лежала в постели в совершенно незнакомой спальне. Яркий огонь пылал в современном камине, свет струился через небольшую щель в занавесках, которыми были закрыты окна. Комната, обставленная с большим вкусом. Стены выкрашены в мягкий светло-желтый цвет. Всюду темно-золотистые драпировки. На нее нахлынула страшная волна тошноты. Нельзя допустить, чтобы ее вырвало в такой чистоте. С подлинно героическим усилием Генриетта тяжело сглотнула и заставила себя сесть.
— Вы проснулись.
Она вздрогнула. Глубокий голос прозвучал обольстительно. Не оставалось сомнений, что принадлежал он мужчине. Из-за занавески, прикрывавшей постель, она его не заметила. Генриетта снова опустилась на подушки, накрылась одеялом до подбородка, осознавая, что на ней лишь нижнее белье. Мягкая повязка сползла с головы на покрывало. «Как бы не испачкать покрывало», — рассеянно подумала она.
— Не подходите ко мне, а то я закричу.
— Воля ваша, — лаконично ответил мужчина. — Я, возможно, уже сделал все, что хотел. Откуда вам знать?
— О!
Его голос звучат скорее насмешливо, чем угрожающе. Совсем сбитая с толку, Генриетта глупо хлопала глазами. Но тут ее взор прояснился, и она сглотнула. Перед ней стоял высокий, смуглый и до неприличия красивый мужчина. Настоящий Адонис. Черные как смоль, коротко постриженные волосы подчеркивали безупречно симметричное лицо. Эффектно изогнутые брови. Глаза с поволокой голубоватого оттенка… а возможно, серые? Напоминают небо в грозовую ночь. Мужчина был в рубашке, не брит, однако этот чуть небрежный вид лишь подчеркивал его физическое совершенство. Она понимала, что пристально смотрит на него, но была не в силах отвести взгляд.
— Кто вы? Что делаете здесь… в этой спальне? Со мной?
Рейф лениво разглядывал девушку, попавшую в беду. Она вцепилась в простыню, будто та — последний бастион обороны, и смотрела на него. Он был всего лишь без сюртука, но ей казался полуголым. По ее лицу можно было легко догадаться, о чем она думает. Он не мог отказать себе в удовольствии поиграть ее чувствами.
— Понятия не имею. А вы?
Генриетта сглотнула. Напрашивался очевидный и весьма забавный ответ: она в одном нижнем белье, у него такой вид, будто еще не успел одеться. Или раздеться? Он говорил серьезно? Между ними ничего не произошло… или он уже сделал это? Дрожь, трепет от жара вынудили ее закрыть глаза. Нет! Она бы обязательно почувствовала это. Хотя Генриетта не совсем понимала, как точно истолковать «это», но не сомневалась, что все равно почувствовала бы. Такого мужчину не забудешь!
Значит, он дразнит ее? Разве не так? Она искоса взглянула на него из-под ресниц. Их глаза встретились, и она тут же отвела взгляд. Нет. Греческие боги не спускаются с небес, чтобы соблазнить пухленьких юных барышень с волосами, торчащими крысиными хвостиками, да к тому же дурно пахнущих. Генриетта осторожно втянула воздух — да, от этого запаха, отдающего стоялой водой, никуда не денешься. Боги точно так не поступают. Даже если они и имели намерения…
Когда он умышленно уставился туда, где она прижала простыню к подбородку, Генриетта почувствовала, как запылали ее щеки. Он сдвинул брови, и их взгляды встретились. Ее лицо заливалось густой краской, и казалось, будто она не выдержала какое-то безмолвное испытание и невольно пожалела об этом. Она строптиво вскинула голову:
— Кто вы такой?
Он приподнял одну бровь:
— Разве не я должен задать вам этот вопрос? Вы все же гостья в моем доме, хотя и явились без приглашения.
— В вашем доме?
— Вот именно. В моем доме. В моей спальне. В моей постели. — Рейф ждал, но, к его удивлению, барышня, видимо пусть временно, но перестала разыгрывать ложную скромность. — Вы находитесь в Вудфилд-Манор.
— Вудфилд-Манор! — Так называлось огромное имение, граничившее с владениями ее хозяйки. Это огромное имение… — Боже милостивый, значит, вы тот самый граф?
— Совершенно верно. Рейф Сент-Олбен, граф Пентленд, к вашим услугам. — Рейф игриво поклонился.
Граф! И она находилась в спальне вместе с графом, который пользуется дурной славой, и хорошо поняла, осознала причину скандальной репутации. Генриетта вцепилась в одеяла, точно в спасательный плот, борясь с желанием натянуть их себе на голову и зарыться в роскошную мягкую перину.
— Милорд, я рада знакомству с вами. Меня зовут Генриетта Маркхэм. — Она вдруг поняла всю нелепость сложившейся ситуации, одновременно чувствуя неуместное желание расхохотаться. — Вы уверены, что вы тот самый граф, только… нет, разумеется, если вы утверждаете, значит, это правда.
Губы Рейфа дернулись.
— Я точно знаю, кто я такой. Что заставляет вас сомневаться в этом?
— Ничего. Только… ну, я не ожидала… ваша репутация, понимаете… — Генриетта почувствовала, что ее лицо заливает краска.
— О какой репутации идет речь?
Конечно, он хорошо знал ответ, но будет забавно услышать, какими именно словами она охарактеризует его. Было в ней что-то такое, из-за чего ему хотелось совершить нечто неожиданное. Смутить ее. Наверное, причиной тому ее глаза цвета корицы, широко поставленные, смотревшие прямо. А может, они были кофейного цвета? Он не очень хорошо разглядел их. Возможно, они шоколадные?
Рейф беспечно уселся на край постели. Глаза Генриетты Маркхэм округлились, но она не отодвинулась, как он ожидал. Между ними оказалось достаточно большое расстояние, хотя оно могло показаться и слишком, и не слишком заметным. Он увидел, что ее грудь под одеялом стала подниматься и опускаться быстрее.
Она не была красавицей по общепринятым меркам. Коротышка. Даже обладая богатым воображением, ее нельзя было назвать тонкой и гибкой, как тростинка. Слишком большой рот, слишком прямые брови и недостаточно прямой нос, хотя и безупречная кожа. Однако сейчас, когда ее щеки слегка порозовели, она больше не напоминала мраморное изваяние и была… нет, не то чтобы красивой, но точно волнующей и привлекательной.
— Что, мисс Маркхэм, никак не подберете нужных слов?
Генриетта облизнула губы. Она ощущала себя мышкой, с которой играет кошка. Даже не кошка. Более опасный хищник. Он положил ногу на ногу. У него длинные ноги. Если бы она сидела на его месте, ее ноги не доставали бы до пола. Генриетта не привыкла сидеть так близко к мужчине. И никогда не сидела… ни в кровати… нигде! Это… ей стало трудно дышать. Генриетта не испугалась, но ей стало не по себе. А что, если он именно этого добивается? Она выпрямилась, поборов желание переметнуться на другую сторону постели, и смутилась, когда вдруг захотела… оказаться в опасной близости… придвинуться к нему. Генриетта решила, что не позволит ему взять верх над собой.
