Карен обожала лето и ненавидела дождливую осень и промозглую зиму - в ненастную пору она впадала в спячку и уныние. Сейчас же энергия сочилась из всех ее пор, рвалась наружу из кровяных сосудов, металась, словно ртуть, по нервам, воспламеняя чувственность.
Карен посмотрела на Джереми из-под густых темных ресниц: он прилег с ней рядом, подперев щеку рукой, словно бы размышляя, как ему лучше начать новый штурм. Наконец он наклонился и нежно поцеловал чувственным ртом ее шелковистую щеку. Неплохое начало! Она решила поощрить его и, порывисто обняв, поцеловала в губы Их пляшущие языки столкнулись и переплелись. Он зарычал и, навалившись на нее, прижался к ее отвердевшим соскам, готовым проткнуть ткань блузы. Ее обдало приятным теплом, лоно наполнилось соком, и воздух стал приторно-сладковатым от его аромата.
Возможно, Джереми и не был идеальным любовником, но полдень выдался настолько превосходный, что все вокруг казалось золотистым и пропитанным негой Ленивое биение волн о берег, шорох листьев, щебетание птиц и отзвуки голосов катающихся на лодках - все это таинственным образом переполняло ее вожделением, и она почувствовала сладкую тяжесть в промежности.
Если бы в этот момент Карен была одна, то она задрала бы юбку и, отодвинув трусики, стала бы играть с клитором - потирать его, поглаживать, пощипывать и подергивать, пока не довела бы себя до оргазма, столь упоительного, что ни одно соитие с мужчиной не могло бы с ним сравниться. Возможно, с женщиной все обстояло бы иначе, но она этого пока не знала, а только представляла себе успокоительные женские ласки во время мастурбации.
Она расслабилась и отдалась на волю Джереми Он наклонился и стал сосать через ткань сосок. Наконец Карен заскрежетала зубами и, закрыв глаза, шумно задышала, остро ощущая бархатистые прикосновения его языка. Ее рука поглаживала бугор под его джинсами, ощупывала его набухший член под тканью, который слегка подрагивал, требуя, чтобы его немедленно освободили из темницы.
Осторожно, но уверенно Карен расстегнула металлическую пуговицу на талии Джереми, взялась за язычок молнии и медленно, словно бы дразня его, потянула вниз. Края ткани разошлись, я в проем вырвался, словно пружина, трепещущий упругий член Она сжала его в руке, наслаждаясь подрагиванием этою живого влажного существа, не подвластного своему хозяину и норовящего жить самостоятельной жизнью.
Он расстегнул ее блузку: под ней не было бюстгальтера, и прекрасные полные груди, изумительной формы, ослепительно белые, с отвердевшими сосками в ореоле голубеньких жилок, предстали его восхищенному взору.
Сжав одну из них правой рукой, Джереми наклонился и стал жадно сосать сосок, дразня его языком, потом уделил внимание и второму, столь же вкусному и восхитительно спелому. Карен одобрительно постанывала, млея от ласк и нарастающей боли в клиторе. Стремясь унять ее, она сжала бедра и сдавила чувствительный бугорок наружными половыми губами.
Угадав ее желание, Джереми просунул руку ей под трусы, погладил ладонью плоский живот и потянул трусы за резинку вниз. Карен помогла ему и, закончив начатое им, сама ногой отшвырнула трусики в сторону. Джереми сжал ладонью ее обнажившийся треугольник, поросший каштановыми курчавыми волосиками, и просунул палец в щель между ее набухшими и мокрыми срамными губами, где виднелся клитор Он блестел, словно серебристо-розовая жемчужина, и трепетал от нетерпения.
Карен зажмурилась и, сжав пенис в руке, принялась двигать ею вниз-вверх, помня, однако, что ей не следует входить в раж, иначе Джереми утратит самообладание и засадит в нее свой дымящийся инструмент, не заботясь о том, чтобы удовлетворить ее. Через некоторое время она ослабила хватку и, замедлив темп движения руки, стала с замирающим сердцем ожидать признаков оргазма.
Джереми покусывал и пощипывал ее соски, неутомимо погружая палец все глубже в пахучий колодец. Время от времени он извлекал его оттуда и начинал массировать ее чувствительный бугорок в основании лобковой кости, постепенно подчиняя Карен ритму своих движений и все ближе подводя ее к той роковой грани, за которой неизбежно разверзлась бы бездна.
Волна за волной возбуждение накатывало на нее, подбрасывая ее все выше к небесам, пока наконец из ее груди не вырвался сладострастный хрип и она не зашептала, сжав член изо всей силы:
– Вот так! Еще, еще, еще! Не останавливайся, продолжай" Да! Да! Да!
Она чувствовала, что близка к вершине, что до пика осталось сделать только шаг. Горячий шквал обдал ее умопомрачительным наслаждением, и легкое покалывание пробежало у нее от пальчиков ног до головы. Ослепительное блаженство закрутило Карен в стремительном вращении, сопровождающемся чудесным жжением ее драгоценного и любимого клитора.
В следующий миг Джереми раздвинул коленом ей ноги, и его толстенный фаллос проник в ее жаркие, пульсирующие недра. Она ощутила пару мощнейших ударов по шейке матки и затем содрогание пениса. Обхватив Джереми ногами и руками, Карен забилась в конвульсии вместе с ним. Но едва накал их схватки остыл, как она выбралась из-под партнера и легла с ним рядом, прикрыв ладонью глаза.
Ощущение благости заполнило ее целиком, сладкие спазмы удовлетворения ослабли, сменившись чувством пресыщенности. Она стала четче воспринимать окружающий мир - слышать всплески волн, пение птиц, встревоженный крик шотландской куропатки, зовущей непослушных черных птенцов. Лето в Англии было в расцвете, и в Оксфорде это ощущалось особенно явственно.
Промежность и бедра Карен покрылись липким секретом, его характерный сладковатый запах смешался с резкими запахами Джереми, речных водорослей и ракушек. Все это пробудило в ее душе неожиданную тоску: ей надоело получать удовольствие исключительно от чистого секса и захотелось чего-то большего.
Поэзия, музыка, произведения великих художников несли в себе заряд какого-то иного, более глубокого, чувства. Слушая симфонию или оперу, Карен ловила себя на том, что на глаза у нее навертываются слезы, а к горлу подкатывает ком. Ни толики схожих ощущений она не испытывала во время половых сношений, хотя сексуальный опыт у нее был значительный.
Придирчивая и разборчивая в выборе партнеров, она тщательно обдумывала все качества своего очередного потенциального любовника, прежде чем отдаться ему. И все же ни одному из ее избранников не удалось затронуть струн ее души, хотя все они и насыщали ее лоно. Казалось, что на их пути в глубь ее подсознания кем-то установлена невидимая преграда. Кое-кто из мужчин даже называл ее холодной, но сказать так о ней было нельзя, и она это знала. Напротив, Карен была чересчур возбудимой и чувственной, и, возможно, именно это вынуждало ее сдерживать свои глубинные чувства. Слишком уж часто ей приходилось утешать подруг, чьи сердца разбили коварные мужчины, чтобы самой стать их жертвой.
