— Само собой, мне не на что жаловаться, — заметил Голдвин, разламывая надвое ломоть ароматного хлеба. — Я многим обязан твоим братьям, ведь благодаря их рекомендации я стал личным оружейником графа Гарольда. Если бы не они, прозябать мне сейчас в той крохотной мастерской в Этельреджите. — Голдвин не без гордости обвел взглядом прочные деревянные стены зала, к празднику украшенные зеленью.
Эйлит разделяла его чувства. Не каждая молодая хозяйка могла похвастаться новым добротным домом со светлыми просторными комнатами. По сравнению с убогой, тускло освещенной хижиной, в которой она выросла, новое жилище казалось дворцом. Кроме того, из окон открывался прекрасный вид на Сент-Питер, королевскую резиденцию и аббатство на Торни-Айленд.
Три года назад Голдвин отремонтировал сломанный шлем Альфреда, и брату так понравилась работа кузнеца, что он порекомендовал его всем своим знакомым солдатам и охранникам. Так началась дружба между Голдвином и Альфредом. День ото дня она крепла, и потому никто не удивился, когда спустя некоторое время Голдвин, уже снискавший добрую репутацию и сколотивший состояние, попросил у друга руки его сестры, Эйлит. После непродолжительных брачных переговоров вопрос решился со взаимной выгодой для обеих сторон. Эйлит всегда сознавала, что не посмеет пойти против воли отца и братьев, какого бы мужа они для нее ни выбрали, и, узнав о предложении Оружейника, вздохнула с облегчением.
Несмотря на невысокий рост, немного кривоватые ноги и почерневшие от работы в кузнице руки, в глазах Эйлит Голдвин выглядел самым красивым мужчиной на свете. Она всем сердцем полюбила его теплую улыбку и добродушную, трудолюбивую натуру.
— Завтра к вечеру Альфред и Лильф привезут рождественское полено. — Эйлит взглянула на мужа и с удовольствием отметила, с каким аппетитом он расправляется с обедом. — Надеюсь, что до сумерек я успею свернуть шею трем цыплятам.
Сказав последнюю фразу, молодая женщина поморщилась. Умело справляясь со всей домашней работой, Эйлит недолюбливала одну из обязанностей хозяйки: ей не нравилось убивать домашнюю птицу. Она видела в этом вероломное предательство, жестокий обман по отношению к доверчивым созданиям. Сначала их окружают заботой, изо дня в день кормят и приручают, потом начинают воровать их яйца, а в конце концов сворачивают им шеи и бросают в котел. Конечно, проще простого купить пару свежеубитых кур на рынке Уэст-Чипа, но это будет болезненным уколом для самолюбия домохозяйки. Такого Эйлит себе позволить не могла.
Голдвин вытер губы салфеткой, вылил в кружку остававшийся в кувшине эль и встал.
— Я буду рад приезду твоих братьев, — сказал он. Граф Гарольд вот-вот взойдет на трон и неохотно отпускает от себя личных охранников.
Одним глотком осушив кружку, он направился к двери, но, неожиданно задержавшись у порога, оглянулся.
— Чуть не забыл поделиться с тобой новостью, Эйли. В дом старого Ситрика скоро въедут жильцы. Так что у нас появятся соседи. Сегодня утром мне сообщил об этом святой отец.
Сгорая от любопытства, Эйлит удивленно подняла брови. Их прежний сосед, престарелый Ситрик, в день святого Мартина перебрался в Сент-Питер, где намеревался провести остаток своих дней вдали от мирской суеты. В благодарность за кров и хлеб он завещал церкви все нажитое добро. В пустовавший уже месяц дом лишь изредка заглядывал священник из аббатства.
— А он сказал тебе, кто они?
— Насколько я понял, до следующего Рождества дом снял какой-то виноторговец. — Голдвин перевел взгляд на кружку. — Норманнский виноторговец из Руана.
— О-о-о! — протянула Эйлит, не зная, что ответить на последнее замечание мужа. В Лондоне проживало немало норманнов. Король Эдуард провел молодость по ту сторону пролива и с тех пор питал слабость ко всему французскому. Поговаривали даже, что он якобы собирался (за неимением собственных детей) передать корону герцогу Вильгельму Нормандскому. Хотя каждый уважающий себя сакс знал, что единственным законным претендентом на трон является Гарольд Уэссекский.
Эйлит скорчила недовольную гримасу, представив, как вытянутся лица братьев, когда они узнают эту новость. Сама она, правда, не понимала, почему нужно презирать человека только за то, что его угораздило родиться чужестранцем. Между прочим, в жилах того же Гарольда Уэссекского текла изрядная доля датской крови.
— Полагаю, не стоит упоминать о нашем новом соседе при Альфреде и Лильфе, — сказала она. — Особенно завтра. Не хочу, чтобы праздник оказался испорчен.
— Я и не собирался говорить с ними об этом, — немного грубовато ответил Голдвин. — Какое им дело до наших соседей? А тебе рассказал только потому, что ты уже четыре недели сетуешь на то, как дурно со стороны аббатства оставлять хороший дом пустующим и холодным. — Передернув плечами, он неуверенно добавил: — Разумеется, я не в восторге от такого соседства, но ручаюсь, что у меня есть голова на плечах и на рожон я не полезу. Надеюсь, Альфред и Лильф, как мои гости, последуют этому примеру.
Несмотря на легкие сомнения по поводу верности последней фразы, Эйлит согласно кивнула. Уж она-то, лучше чем кто-либо другой, знала, какими вспыльчивыми и неуравновешенными могут быть ее братья.
— Этот торговец приедет один или с семьей? — осторожно поинтересовалась она.
— Святой отец сказал, что с женой и с прислугой. — В голосе Голдвина прозвучали удивление и раздражение. — Сама все узнаешь, когда они появятся, — добавил он и вышел за дверь.
Спустя некоторое время Эйлит услышала грохот молота, доносящийся из кузницы. Известие о новых соседях несколько омрачило ее радужное настроение. Погруженная в раздумья, она неторопливо собрала посуду и направилась в кладовую, чтобы осмотреть покупки.
Разложив продукты по полкам, Эйлит поручила прислуге приготовить бекон и гороховый пудинг к вечеру и напечь сладостей на завтра. Сама же отправилась на двор на поиски трех жертв к святочному ужину.
Грядки с овощами и небольшой садик располагались сразу за порогом дома Эйлит неторопливо шагала между грядками, попутно выдергивая сорняки. Толстые белые стрелы лука вызывали восхищение, но съеденные личинками листья капусты заставили ее нахмуриться. Миновав стройные стволы молоденьких яблонь, Эйлит ненадолго задержалась у загона для свиней, почесала за ушами молодого хряка и нехотя двинулась дальше, к отгороженному пятачку, где с утра паслись куры. Странно, но птиц нигде не было видно. И вскоре стало ясно, почему. Даже Аларик, бездельник-петух, который обычно только и делал, что поклевывал зерно да время от времени лениво, с отсутствующим видом, исполнял супружеские обязанности с одной из своих женушек, не преминул воспользоваться шансом и вслед за курами выбрался на свободу через приоткрытую дверь. Видимо, второпях Эйлит не закрыла ее как следует.
