— Я же позволил ему жениться на Оделии, разве не так? — Он нахмурился еще сильнее, но в то же время еще крепче обнял ее. — А теперь я позволю тебе выйти замуж за юного Сэнтона.
Туллия уткнулась лицом в широкую отцовскую грудь и улыбнулась:
— Я его люблю. И поэтому вы дали свое согласие, правда? Вы позволили нам с Оделией выйти замуж за тех, кто был нам по сердцу. Почему же вы не могли позволить того же Лиллиане?
Растревоженный речами дочери, лорд Бартон погладил ее по голове и рассеянным взглядом обвел открывающуюся за окном картину: озаренные закатным солнцем каменные крепостные стены и плодородные поля за ними.
Он был человеком действия, а не слов. Он был воином. Порой ему приходилось подавлять свои чувства или увещевать дочерей, но, когда наставал срок принятия решений, лорд Бартон руководствовался лишь одним: заботой о благе Оррика и его жителей. Он не мог выразить словами причину своего недоверия к Уильяму Дирну. Но он был тверд, как алмаз, в своем убеждении, что этому человеку нельзя отдать ни руку старшей дочери, ни власть над Орриком. И так возник разлад между ним и Лиллианой.
Но то решение было правильным, вновь и вновь уверял он себя, пока вел Туллию в парадную залу. Уильям — не пара для Лилли.
***
Парадная зала была почти битком набита: здесь толпились бесчисленные гости и слуги. Взрывы смеха и гудение одновременных бесед гулко отдавались от сводчатого потолка, когда Лиллиана остановилась на площадке главной лестницы, чтобы взглянуть на собравшуюся внизу толпу.
Все выглядело так, как и должно выглядеть, подумала она, слегка улыбнувшись. Туши огромного быка и двух гигантских кабанов жарились на вертелах с прошлого вечера, а теперь их разделывали артели рубщиков-мясников. Другие слуги суетились вокруг, раскладывая по плоским деревянным блюдам перепелов и фазанов, уток и угрей. В центре каждого из множества столов возвышались вместительные супницы с луковой похлебкой и корзины с хлебом; вино и эль лились рекой. Подносы, на которых красовались пироги с начинкой из редких фруктов, и чаши с грушами в сиропе ожидали своей очереди на кухне; их предстояло подать гостям позднее.
Лиллиана с невольной гордостью созерцала картину богатого застолья. Еще и трех недель не прошло с того дня, когда ее повергло в ужас плачевное состояние этой самой залы. Два массивных камина зияли чернотой топок, заросших толстым слоем сажи и населенных несметным множеством каких-то пресмыкающихся тварей. Под серым слоем копоти и паутины на поверхностях каминных экранов никто бы не различил их сине-серебряный узор.
В последние годы зала редко использовалась для празднеств, и Туллию не приходилось винить за царившее здесь запустение. Что ни говори, ей исполнилось лишь четырнадцать лет, когда обе старших сестры покинули Оррик.
Управлять повседневной жизнью замка, да еще и содержать его в образцовом порядке — задача не из легких: таким хлопотам никогда и конца не будет. Для выполнения этих работ в замке имелась многочисленная челядь, но Лиллиана знала, что добрая мягкосердечная Туллия никогда не сумеет должным образом руководить своими прислужниками. Но, по крайней мере, у Туллии хватило предусмотрительности послать за старшей сестрой, когда был назначен день свадьбы.
Лиллиане пришлось трудиться с утра до вечера, чтобы замок был готов к приему гостей. Постельное белье — все до последнего клочка — было выстирано, выбелено и высушено на солнце.
Из кухонных кладовых выгребли все их заплесневелое содержимое и заполнили освободившиеся места свежей провизией нового урожая. В каждой комнате — от покоев наиболее почитаемых гостей до закутков, предназначенных для самых ничтожных челядинцев, — были обтерты стены и выметены полы. Каждый канделябр, каждое гнездо для факела были очищены от следов старого масла и отполированы до блеска. Несколько женщин день и ночь готовили фитили и воск для литья сотен свечей.
Под присмотром Лиллианы несколько швей корпели над новыми драпировками для всех парадных помещений. Искусные вышивальщицы украшали узорами наряды хозяйской семьи для предстоящих торжеств. Лиллиана поспевала всюду, проверяя, как выполняются ее распоряжения, и в конце концов не осталось ни одного работника, которого бы она не знала, и ни одного такого, кто был бы недостаточно усерден. Она не сомневалась, что между собой все они брюзжат, что лучше бы она не приезжала; но они просто обленились под неопытной рукой Туллии.
А теперь, убедившись, что даже самые придирчивые гости не найдут ни малейшего упущения в Оррик-Касле, Лиллиана оперлась на резную каменную балюстраду и устремила взгляд на общество, собравшееся внизу.
— Высматриваешь кого-нибудь?
Голос отца прозвучал для нее неожиданно, и она круто обернулась. Он был одет, как и подобало лорду — господину замка, в тунику из ярко-синего шелка, расшитую серебром у шеи, по краям и вокруг прорезей для рук. Короткий плащ, наброшенный на одно плечо, удерживала на месте застежка в виде крупного сапфира в серебряной оправе тонкой работы; на груди лежала массивная серебряная цепь.
Когда Лиллиана вернулась в Оррик, она была поражена тем, как сильно постарел отец за годы ее отсутствия. Но сейчас, в этом царственном облачении, он больше был похож на самого себя — такого, каким она его помнила.
— Мне просто было интересно, кто из гостей уже прибыл, — ответила она.
— Но никто в особенности тебя не интересует? — настаивал он.
— Нет. Но почему вы спрашиваете?
Тут лорд Бартон опустил глаза и ухватился за балюстраду обеими своими мускулистыми руками.
— Сегодня прибыл сэр Уильям Дирн. Вместе с женой, — добавил он подчеркнуто.
Хотя Лиллиана сразу поняла предостережение, скрытое в отцовских словах, она не пожелала признать это.
— Что ж, надеюсь, Оделия поместила их в удобную комнату.
Отец взглянул на нее с некоторым подозрением, и она знала, что легкий тон ее ответа ни в коей мере не ввел его в заблуждение. Да, мысль о том, что она вновь увидит Уильяма, заставила ее сердце забиться быстрее. Но от отца это надо скрыть любой ценой — пусть даже ценой ее собственной жизни.
— Я еще рассчитываю устроить и твой брак, — лорд Бартон произнес эти слова с осторожностью, словно не был уверен в том, как она их воспримет. Однако его живые голубые глаза светились лукавством.
— Я бы согласилась, и даже с радостью, — заверила она отца, отважно вздернув подбородок. — Но я бы хотела выйти замуж за человека, которого люблю… или, по крайней мере, почитаю.
— Неужели я выбрал бы для тебя неподобающего мужа? — возмутился он. — Неужели я доверил бы свою старшую дочь и дом моих предков человеку сомнительных достоинств?
