– Я заметила.
Она еще много чего заметила. Вода намочила бочонки с соленым мясом и закрома с ячменем и рожью. Почти пустая бочка с остатками вина пьяно покачивалась из стороны в сторону.
Клан Макнахтанов опустился дальше некуда, и Андра понятия не имела, как вытащить его из пропасти бедности и отчаяния – или, точнее, как вытащить себя, потому что она была последней в этом клане. Она хотела сдаться и уже сдалась бы, если бы не старик Дуглас, который, когда переставал ныть, действительно умел починить все, что ломалось; если бы не ее домоправительница Сайма, заменившая Андре мать; если бы не кухарка и не Кензи, полуслепой конюх; и не крестьяне, что зависели от нее, ведь она охраняла их от всяких сумасшедших и от англичан.
Когда она не согласилась на презренное предложение одного сумасшедшего англичанина, они были разочарованы, встревожены, раздражены. Как будто она, последняя в роде Макнахтанов, действительно должна выйти замуж за жителя южной Шотландии. Хватит и того, что она уже…
– Миссис, как же мы выкачаем отсюда всю эту воду?
Андра прерывисто вздохнула. Она не знала, как выкачать эту воду.
– А как мне починить трубу?
Этого она тоже не знала. Она знала только, что жизнь, неизменно одинокая, неизменно тяжелая, в последнее время стала такой трудной, что Андра уже не понимала, как ей все же удается по утрам поднимать голову с подушки.
Она помогала кипятить белье на кухне, когда вода внезапно перестала поступать по трубе; теперь Андра походила на самую бедную жалкую фермершу, какую только можно найти на землях Макнахтанов, и каждая косточка у нее ныла Она бы не снесла, если бы кто-то увидел ее в таком виде, тем более если бы это был…
– Этот славный молодой человек, мистер Фэрчайлд, знал бы, что делать, – сказал Дуглас. – Сдается мне, он хорошо разбирается в водопроводах.
Андра резко повернулась к Дугласу:
– Что вы хотите этим сказать?
Вид у управляющего был удивленный и непомерно, подозрительно невинный.
– Да ничего, только мне показалось, что он во многом разбирается. Даже в трубах.
Она закрыла глаза, чтобы не видеть, с каким удовольствием этот высохший старик произнес свою фразу. Ей не следовало реагировать на имя Хэддена, но Дуглас с тех пор все время ворчал на нее…
– Но его здесь нет? Так что придется нам обойтись без этого славного молодого человека. – Она старалась говорить ровно, мягко – ей редко удавалось разговаривать так в последнее время.
Дуглас одобрительно кивнул:
– Хорошо хоть вы не вопите, точно келпи,[2] который нападает на прохожих.
И тут Андра почувствовала, как снова нарастает стихнувшее было раздражение. Она повернулась к управляющему спиной, делая вид, что рассматривает трубу, и действительно оценила истинные размеры катастрофы. За те сто пятьдесят лет, что по трубе текла вода, медь проржавела и лопнула.
Лопнула. Износилась. Как и все остальное в замке Макнахтан. Андра и все ее подопечные жили среди разрушающихся реликтов прошлого, и день за днем положение становилось все хуже. Люди смотрели на Андру как на спасительницу, но что могла сделать двадцатишестилетняя старая дева?
За спиной она услышала шлепанье шагов Саймы, спускающейся по лестнице, и плеск воды под ногами Дугласа. Потом услышала шепот слуг и с трудом сглотнула, чтобы избавиться от комка в горле. Комок это появлялся в последнее время очень часто.
– Мистри, – окликнула Сайма, и в голосе ее послышались мягкость и доброта, чего давно уже не бывало. – Вы не изводитесь сейчас из-за этого. У нас был тяжелый день. Ступайте к себе. Я приготовила вам славную горячую ванну.
– Ванну? – Андра со стыдом почувствовала, что голос ее дрогнул. Положив руку на горло, она постаралась успокоиться, а потом снова заговорила: – Но даже ужинать и то еще рано.
– Ужин подоспеет, когда вы выкупаетесь. Мэри поджарит на решетке картофельные лепешки и приготовит курочку в горшке. А я, может, приготовлю ваше любимое блюдо.
Позже Андра поняла, что сообщение о курочке должно было насторожить ее. Сайма позволяла зарезать курицу, только когда кто-то заболевал или когда заболевала курица.
Но сейчас Андре хотелось только одного – горячей воды и иллюзии комфорта.
– Куриный бульон с луком? – И, обернувшись, она посмотрела на строгое суровое лицо своей бывшей няни.
– Да-да, он самый, – заверила ее Сайма.
И вот Андра позволила отвести себя в спальню, где вымылась единственным припрятанным куском французского мыла, пахнущего розой. Она надела заранее приготовленную пару белых шелковых чулок – единственную имеющуюся у нее пару, – а также подвязки с кружевными цветочками на бантиках. А потом Сайма облачила ее в лучшее платье из розового канифаса. Длинные прямые черные волосы Андры были зачесаны наверх и уложены в самую изящную прическу, какую только умела делать Сайма, и в качестве последнего штриха домоправительница накинула на плечи госпожи шаль из бельгийских кружев.
Андра позволяла все это без возражений, воображая, что с ней нянчатся, как с ребенком.
На самом деле ее как агнца готовили к закланию.
И она поняла это, когда вошла в ярко освещенную столовую, где на покрытом льняной скатертью столе стояло два прибора. За столом Андра увидела его.
Хэдден Фэрчайлд, ученый, англичанин – и ее первый мужчина и единственный возлюбленный.
Андра не зашипела, увидев широкие плечи Хэддена, нет, она только с легким раздражением вздохнула, приготовившись к защите. Ничто в его внешности не говорило о трудном путешествии, на Хэддене были безупречные фрак, панталоны, галстук и жилет, на всем лежал отпечаток лондонского утонченного вкуса. Казалось, все отсветы огня, горевшего в камине, сосредоточились на этом высоком храбром и крепком человеке, и в комнате стало светлее от блеска его белокурых волос, от теплоты его золотистой кожи и от свечения его вересково-синих глаз.
Пропади он пропадом. Неужели нужно бросать ей вызов своей позой, своей энергией, своей явной способностью расположиться, как дома, в ее замке?
Сайма подтолкнула Андру в спину, и Андра вошла в столовую, споткнувшись так, что чуть было не упала на колени.
– Прошу вас, – сказал он голосом, в котором слышалось устрашающее превосходство, так до невозможности по-английски произносил он слова. – Вам совершенно ни к чему становиться на колени. Вполне достаточно обычного реверанса.
Тогда Андра заговорила в простонародной манере, присущей жителям Шотландского нагорья, надеясь вызвать у него раздражение:
– Да вы прямо какой-то несносный.
– А то как же. Навроде девушки, у которой соображения не больше, чем у бесенка. – Он мог говорить как местный житель не хуже, чем она.
