Боль в пальце утихла, Жанна успокоилась и опять принялась за вышивку. Пронзала острая игла полотно. День клонился к вечеру. Жанна думала, что уже завтра надо идти в папскую канцелярию. А страшно. Страшно идти, но и бежать некуда…
Жаккетта продолжала смотреть на необъятный, по ее меркам, город. «Вот ты какой, Рим! – удивлялась она. – Ты здесь, и я здесь, вот странно! И куда только судьба не забросит!»
Жанна затянула последний узелок. Вышитое полотно было готово.
– Завтра с утра мы идем в канцелярию! – громко и резко сказала она, прогоняя своя страхи. – И сделай милость, отлепись, наконец, от окна!
Доход в любую канцелярию, если нет знакомого лица, или записки от влиятельной персоны, или хорошей смазки колесиков любого дела в виде золотых кружочков, неизбежно превращается в тягучую, нудную процедуру.
Жанна никаких иллюзий на этот счет не питала и после первого посещения резиденции его святейшества даже не расстроилась. В конце концов, из всего можно извлечь пользу. Пусть медленно вращаются зубчатые колеса церковно – чиновничьей машины, если это происходит в Риме, то можно и* подождать. Вышивка, слава Богу, закончена, а Великий Город не даст скучать.
Сегодня же вечером надо принять ванну и смыть пыль, осевшую на нее, Жанну, за то время, пока она надрывалась за пяльцами. И достать из своего надежного хранилища – нижней юбки, где спрятаны драгоценности, какое-нибудь новое украшение. Ведь в каждом монахе спрятан мужчина, иначе римские матроны не были бы так вызывающе красиво одеты!
В то же утро, когда Жанна первый раз посетила владения папы, у Жаккетты произошла встреча, о которой госпожа не узнала…
Когда они поднялись на Ватиканский холм, Жанна, повинуясь внезапному порыву, решила исповедоваться и направилась в базилику святого Петра, построенную, по преданию, на месте гибели апостола.
Жаккетта осталась на площади перед церковью. Ее пугало обилие кругом лиц духовного звания, спешащих по делам или просто прогуливающихся. И пристальные взгляды в её сторону. Чувствуя смущение, страх и неловкость, Жаккетта машинально закуталась в свое белое арабское покрывало с головой, оставив только щелку для одного глаза, как учила ее госпожа Фатима. Она даже не сообразила, что именно восточное покрывало и заставляло прохожих выделять ее из толпы.
В это время из ворот резиденции папы выехала кавалькада всадников, спешащих на соколиную охоту. На руках у охотников, вцепившись в специальные перчатки, сидели невозмутимые соколы. Их маленькие головки были покрыты расшитыми колпачками. Восточные одежды всадников поражали разноцветьем, как и роскошное убранство их коней.
Главный в кавалькаде – невысокий упитанный мужчина в светлых одеждах и тюрбане – сидел в седле с царским достоинством. Лицо его было надменно и непроницаемо.
Открыв рот, Жаккетта смотрела на их приближение. Она дала бы голову на отсечение; что это мусульмане – турки или арабы. Но в Ватикане? В столице христианского мира?! Без стражи с мечами наголо?
Главный всадник смотрел вперед, но видел ли он дорогу? А может, он видел вместо Рима другой город, не менее большой и великолепный? Конь нес его привычным маршрутом, и люди расступались перед ним, шепча друг другу, что раз уж этот человек даже перед наместником Бога на земле не склонил колени, лишь поцеловал его в плечо при первой встрече, лучше убраться с его пути подобру-поздорову.
Вдруг всадник на секунду отвел свои неподвижный, нацеленный на холку коня взгляд: в его поле зрения попала женская фигура в белом покрывале с каймой. К изумлению свиты, он повернул коня.
Жаккетта, оцепенев, смотрела, как надвигается на нее громадный конь и с его высоты взирает на нее надменный господин.
Остановив коня так, что Жаккетта оказалась стоящей около правого стремени, всадник что-то отрывисто сказал Жаккетте.
– Извините, господин, я не понимаю! – виновато ответила Жаккетта и откинула с головы покрывало.
Разочарование промелькнуло на лице всадника, когда он увидел ее синеглазое лицо.
– Дитя, но почему на тебе эта одежда и это покрывало? – спросил он по – французски. С акцентом, но правильно. Было видно, что ему пришлось много говорить на этом языке.
– Мы с госпожой плыли по морю, нас захватили пираты и продали в Африке, в Триполи. Там я попала в гарем шейха Али Мухаммеда ибн Мухаммеда ибн Али ибн Хилаль Зу-с-саифайна, – объяснила Жаккетта, подняв голову и смотря в глаза господину. – Шейх звал меня Хабль аль-Лулу.
– Ты говоришь, шейх Али? – Лицо всадника вдруг немного оживилось. Оно утратило ледяную неподвижность. – Сын шейха Мухаммеда ибн Али ибн Мухаммеда ибн Хилаля? Я знавал его, мы встречались в Багдаде! Где они сейчас? Я давным-давно не получал известий о них. Почему ты здесь? Тебя выкупили?
– Шейх не отдал бы меня ни за какие деньги! – чуть-чуть возмутилась Жаккетта. – Он любил меня, и я любила его… Но шейх Мухаммед был убит берберами зената. – Да примет его бессмертную душу великий Аллах, да раскроются перед ним ворота рая, пусть легко минует он лезвие аль-Сираха и смоет печаль своих земных забот в струях аль-Кавсара! – пробормотал всадник. – Продолжай, дитя, хотя новости твои горьки, как полынь.
«Слаще им не быть…» – подумала Жаккетта и продолжила:
– Шейх Али боролся за то, чтобы вернуть утраченную со смертью отца власть. Он ушел из пустыни в Триполи и там собирал своих воинов, искал союзников, занимал золото у пиратов. Но когда он уже собирался идти обратно в пески и начинать войну, враги напали – и убили era. В живых осталось совсем немного людей, я и моя госпожа в том числе. Нам удалось добраться сюда.
– Мир его праху, значит, только у вод Кавсара суждено нам встретиться вновь! Он умер, как подобает мужчине, в бою.
– Господин, а кто вы? – не удержалась Жаккетта, испугавшись, что, узнав все про шейха, всадник отъедет, так и оставшись загадкой.
– Здесь меня зовут принц Джем, – невесело улыбнулся всадник. – Ты слышала мое имя?
Жаккетта кивнула. Так, значит, вот он какой, младший сын султана Мехмеда, который, чтобы не быть убитым братом, нынешним турецким султаном, с помощью госпитальеров бежал в Европу и теперь живет здесь, мусульманин в христианском мире, как пленник в золотой клетке, как пугало, которым западные владыки стращают его старшего брата.
Принц Джем задумчиво смотрел в лицо бывшей Хабль аль-Лулу. Жаккетта открыто смотрела в лицо принцу. Вокруг шумела равнодушная римская толпа. Только свита, застыв в отдалении, молча ждала.
– Скажи, – внезапно спросил принц Джем, – ты бы хотела видеть своего шейха сейчас здесь, на моем месте?
