Амелия встала и направилась к мусорной корзине, куда и вытряхнула собранные в юбку мелкие бутылочные осколки. Потом она снова встала на колени, чтобы начать собирать более крупные осколки разбитого зеркала.
И вдруг Амелия почувствовала, как Гренвилл, стоя сзади на коленях, сжимает ее плечи.
— Вы — не горничная, Амелия, вы — моя гостья, — прошептал он.
Амелия застыла, не в силах пошевелиться. Все мысли разом вылетели у нее из головы. Тело Саймона было крупным и мужественным, твердым и сильным, и Амелия, невольно прижимаясь к нему, почувствовала себя совсем крошечной. Ее сердце бунтовало теперь так неудержимо, что она не могла дышать.
— Амелия, — тихо произнес Саймон, и она почувствовала его губы у своей щеки.
— Отпустите меня! — вскричала Амелия, изо всех сил пытаясь подняться и освободиться.
— Мне казалось, что вам нравилось, когда я обнимал вас, — прошептал Гренвилл ей на ухо.
Он не отпускал ее, не позволял ей подняться.
Невероятно, но Амелия вдруг ощутила вспышку страстного желания. Она чувствовала настоятельную потребность быть с ним каждой клеточкой своего тела, каждой частичкой своего существа.
— Вы пьяны! — воскликнула она.
— Да, пьян. А я и забыл, какая вы миниатюрная и красивая и как восхитительно ощущать вас в своих объятиях!
Паника придала Амелии необычайную силу, и Амелии удалось вывернуться. Она вскочила на ноги, а Гренвилл медленно поднялся, и его высоченная фигура нависла над ней. Амелия обернулась к нему и с вызовом спросила:
— Что это вы себе думаете?
— Я думаю, что вы так красивы и мы здесь одни… — Эта ситуация явно забавляла Гренвилла. — Вы краснеете.
— Я для этого слишком стара!
Что он сделал? Неужели пытался обнять ее? И она чувствовала прикосновение его губ к своей щеке?
Так он поцеловал ее?
Амелия попятилась. Ее приход в его покои был ошибкой, и теперь она понимала это.
— Не вздумайте снова трогать меня! — предупредила Амелия.
Его темные глаза заблестели.
— Вы вошли сюда на свой страх и риск.
— И что это значит?
— Это значит, что вы не хуже меня знаете: мне нельзя доверять.
Амелия не нашлась что ответить. Гренвилл только что весьма недвусмысленно упомянул о своих ухаживаниях за ней — и своем предательстве. Она по-прежнему растерянно стояла, опершись спиной о буфет и пытаясь восстановить дыхание. Гренвилл замер напротив, сжав кулаки. Он во все глаза смотрел на нее, не улыбаясь, не двигаясь. Амелия совсем отчаялась, ведь теперь у нее была прекрасная возможность рассмотреть его и отметить, что на его теле нет ни капли жира. Сейчас он был стройнее, чем в двадцать один год. Наверное, его можно было назвать поджарым.
— Что вы так на меня смотрите? — резко бросит Гренвилл.
Амелия поспешила отвести взгляд — и тут же заметила осколки разбитого зеркала на полу, недалеко от его босых ног.
— Вы не одеты должным образом.
— Мои голые ноги, разумеется, не смущают вас… Амелия?
Она подняла глаза, встретившись с ним взглядом. Гренвилл криво улыбнулся, в его темных глазах мелькнула догадка.
— Помнится, вы видели гораздо больше, чем мои голые икры, — заметил он.
— А вот это совсем уже неуместное замечание! — в ужасе вскричала Амелия. Теперь она действительно вспомнила, как расстегивала на нем рубашку в порыве страсти и проводит ладонями по этим твердым мускулам.
— Я никогда не прикидывался джентльменом, — усмехнулся он, но все-таки потрудится запахнуть рубашку. Потом, не сводя с Амелии пристального взгляда, медленно застегнул пуговицы. — Так лучше?
Но Амелии лучше не стало, нисколечко. Она понимала, что должна остановить поток нахлынувших на нее воспоминаний.
— Здесь повсюду — битое стекло. А вы стоите на полу босыми ногами, — резко сказала она.
Внезапно придя в чувство, Гренвилл трезво заявил:
— Жалкий осколок стекла не может причинить мне боль.
И тут Амелия увидела многочисленные порезы на его ступнях. И снова поспешила отвести взгляд.
— Ваши ноги уже в крови, Гренвилл, — сообщила она ему, поспешив перевести эту странную беседу в менее опасное русло.
С его губ слетел ироничный смешок.
— И вы волнуетесь о паре крошечных царапин?
Да, Амелия волновалась, но совсем не об этих порезах!
— Вы ведь не хотите подхватить какую-нибудь заразу, — попыталась его вразумить она.
— Мужчины умирают каждый день, — твердо, яростно отрезал Гренвилл. — От штыков, пороха, пушек, лезвия гильотины… А вы волнуетесь о каких-то несчастных осколках стекла!
И он рассмеялся невеселым, пугающим смехом.
Амелия изумленно смотрела на него, обхватив себя руками за плечи. Он говорил о войне и революции, но почему? Война тем или иным образом затронула большинство англичан, и рядовой житель страны читал о ней в газетах почти каждый день. О войне рассказывали на каждом постоялом дворе и в каждой таверне, слухи распространялись стремительно — поговаривали об угрозе вторжения французов, распространении террора, возможном падении Республики. Но Гренвилл говорил так, словно сам лично участвовал в этих событиях.
— Вы были на войне? — спросила Амелия. — Вы находились во Франции?
Он вдруг отвернулся. Не глядя на нее, Гренвилл подошел к журнальному столику перед золотистым диваном и взял бокал виски. Потом, словно не слыша Амелию, долго изучал напиток. И наконец, сказал:
— Я не люблю пить один. Уже поздно? Если не ошибаюсь, вы балуетесь бокальчиком бренди перед сном. Я разбил графин с бренди, но внизу есть еще множество бутылок.
Подняв голову, Гренвилл пристально посмотрел на Амелию. Его взгляд был смелым, двусмысленным и очень, очень мрачным.
Ужасная неловкость сковала Амелию.
— Сейчас полдень, Гренвилл.
Она горячо молилась, чтобы он не стал снова с ней заигрывать.
Потягивая виски, Гренвилл рассматривал Амелию поверх края бокала.
— Можно просто Саймон. Все равно присоединяйтесь ко мне. Пить в одиночку — отвратительная привычка. По-настоящему гадкая.
Она не собиралась пить с ним, особенно теперь, когда он находился в таком состоянии.
— И часто вы пьете в одиночку?
— Все время. — Гренвилл отсалютовал ей бокалом.
Что же с ним случилось? — думала Амелия. Почему он не успокаивает своих детей? Почему избегал семейной жизни, как рассказывала миссис Мердок?
— Ах, я вижу, что вы жалеете меня! — Глаза Гренвилла заблестели, и Амелия поняла, что он опять иронизирует.
— У вас горе. Естественно, я сочувствую вам.
Улыбка слетела с его лица.
— Это не то, о чем вы думаете.
