— Кто-то есть на примете? — быстро спросила Атилия, и взглянула на него с надеждой.
Германус хмурил брови и смотрел в сторону. Она заметила, как он трет большим пальцем правой руки ладонь левой — верный признак его беспокойства.
— Есть Горацо. У него шайка в лесу у Аппиевой дороги. Слишком многому надо совпасть, чтобы он смог взяться за наше дело. А главное — выполнить его.
— Дисс бы забрал, этого Луция! — она выругалась грубо.
— Ого. Откуда у матроны военные замашки? — Германус искренне удивился.
— Двенадцатый Молниеносный, храни его Юпитер, — отчеканила она, копируя слова и манеру голоса отца, — С детства слышала. Забыл, я рассказывала об отце.
— Умеешь ты удивлять — дочь семьи патрициев. А родитель твой не воевал в Дакии?
— Нет. С парфянами он воевал, в Армении на краю империи.
— Раз так, думаю, мы бы с ним могли сработаться. Крови моей родни на его руках нет.
— Кому что, а лысому — гребень. — Атилия сильно нервничала и пыталась при помощи грубостей успокоиться, — Тебе не о будущем сейчас размышлять надо. Думай, как жизнь свою сохранить. Может так случиться, что и не познакомишься с отцом. И ланистой его не станешь.
— Ты бываешь грубовата, патрицианка, — сказал Германус, улыбаясь, — У тебя появляется складка между бровями. Это тебя не красит.
Он приложил указательный палец ей на лоб. Она отстранилась.
— Придумал, как доберешься к этому, твоему, Горацо с Аппиевой дороги?
— Думаю завтра туда ехать. Скажу, что у Луция будет с собой крупная сумма. И если все пройдет успешно, и он окажется в подземном мире — Горацо лично получит сверх того.
Она молчала и смотрела в пол. Смутные мысли посетили ее голову и заняли разум. Девушка из приличной римской семьи вынуждена вести дела неизвестно с кем. Как на такое ее поведение отреагируют боги. Не изменится ли ее судьба после этого. Надо будет каждому из высшего пантеона принести щедрые жертвы. Когда же все пройдет успешно — вообще всем богам сделать богатые подношения. Еще нужно сохранить все в тайне, если кто-нибудь посторонний узнает о ее делах с гладиатором — ее ждет строгий суд. Такой, приговор, в котором будет жесток.
— Надо же, — произнесла вслух она, — надеюсь на помощь разбойника с дороги…
— Не такого ты ждала от жизни, родившись в семье благородных.
Гладиатор снова улыбался, обнажая все свои зубы. Она посмотрела на него, но не ответила. Пальцем показала на кувшин с вином. Он догадался, встал, и наполнил два терракотовых кубка, до самых краев. Пили они молча. Каждый думал о своем. Вернее, Атилия не могла знать, о чем сейчас думает Германус. Почему-то ей казалось, что он вспоминает о местах, где родился.
— Скажи, как тебя звали там, ну в родных краях? Ты помнишь?
— Помню, — гладиатор уже не улыбался, — Имя, которое дают родители можно говорить только самым близким. Здесь я никому его не говорю. Когда мужчина взрослеет — окружающие называют его так, чтобы все догадались. Ну, кого-то зовут Патлатый, кого-то Длинноногий. Другие получают имя за заслуги или умения. Кого Кузнец, кого Рубака, или Убивший медведя. Здесь меня стали звать Германус — это имя меня устраивает. Так что ни к чему тебе, матрона, мое настоящее имя.
Она не обиделась. Смачно отсербнула вина, и со звуком его проглотила.
— У меня к тебе просьба, — сказала она, — Называя меня по имени. Не надо, пожалуйста, каждый раз подчеркивать мое происхождение, или положение в обществе.
— Как скажете, госпожа Атилия.
— Без госпожи. Только имя. Попробуй — ты же вольный человек.
— Хорошо, Атилия. Только имя, — Германус глянул ей в глаза, — Кажется, ты хочешь что-то еще спросить?
Она допила вино и, поставив свой кубок на столик, снова показала на кувшин. Он поднялся и опять наполнил его до краев. Атилия сделала длинный глоток. Вино было густое и терпкое. Наверное, очень долго оно стояло в здешних подвалах. Старое вино пьянит больше чем обычно. Она повернулась к нему лицом.
— В каких богов ты веришь? Лишь в своих или в римских также?
— Да у вас такие же боги как у нас. Только называются по-другому. Юпитер — это Вотан. Отец всех богов, или старший брат для некоторых из них. Есть Юнона, его сестра и жена. Бог оружия Вулкан, у нас просто зовется — Меч. Есть предки стерегущие жилье — мы зовем их деды, вы пенаты. У каждой реки и леса есть свой бог-хранитель. У всякой горы тоже есть, и у каждой долины. Их много.
— Как ты думаешь — боги будут злиться на меня? Ну, из-за Луция.
— По мне, это зависит от того как ты сама чувствуешь, и во что веришь. Если ты и вправду спасаешь свою жизнь, они не должны на тебя злиться. А вот люди будут, если узнают. Они захотят тебя привязать к столбу и выпустить хищников. Такие казни часто проводят на арене перед боями, — он снова нахмурил брови, — Поэтому нельзя доверяться даже тем, кого считаешь преданным тебе. Я вот никому не доверяю — и пока живой.
— А когда появится женщина, которую ты полюбишь, разве ты ей не станешь доверять?
— Наверное… Я еще не знаю. Я, пока не любил. А ты?
— Ну, мужчин — никого. Только отца, но это же по-другому…
Германус придвинулся к ней вплотную. Она от неожиданности отодвинулась. Он всей пятерней зарылся ей в волосы и, аккуратно притянув к себе, стал целовать. Она его не отстранила, хотя и не отвечала на его поцелуй. Возможно, ей стоило разозлиться на такую наглость. Только злости, никакой, не было.
Он целовал нежно и неторопливо. Атилия забылась ненадолго. В какое-то время, вино пьянило и не давало быстро соображать. Ей показалось это забавно, даже приятно. Гладиатор, обняв, стал прижимать ее к себе. Она вспомнила где и с кем. Положила ему ладонь на грудь, и осторожно отодвинула от себя.
— Нет, Германус, я не могу, — выдавила слова.
Он все еще обнимал ее и смотрел прямо в глаза. Атилия резко поднялась, выбравшись из его объятий, и пересела подальше.
— Серселия или еще кто-нибудь могут увидеть, и мне станет стыдно, — сказала шепотом.
— Можем пойти в спальню, — так же прошептав, ответил он.
— Нет, мы не должны… Не сейчас.
Она встала и быстро пошла в сторону спальни. По дороге позвала рабыню:
— Фелица, готовь меня ко сну!
Глава 12
Германус остался сидеть на месте, и взглядом провожал ее. Она зашла в комнату и, задумавшись, остановилась посредине. Прибежала служанка, в руках у нее был медный таз с теплой водой. Она раздела Атилию и стала губкой обтирать все тело.
— Ты пойдешь к Дакусу, когда уйдет Серселия?
Рабыня немного растерялась, и застенчиво ответила:
— Я бы хотела, если госпожа отпустит.
— Я не против. Но прежде, зайдешь ко мне и скажешь, когда она уйдет.
Фелица ответила на выдохе, полушепотом:
— Слушаюсь, госпожа. Благодарю…
Когда служанка, выполнив свои обязанности, ушла, Атилия легла в постель. Она чувствовала, как колотится ее сердце. Сегодня точно не заснуть. Луна бросала свет в окно спальни, от этого комната казалась необычной, как из другого мира. Легкий ветер шевелил кроны деревьев, и они издавали едва слышный шелест. Этот звук в ее голове складывался в какую-то, давно забытую, мелодию. Она силилась вспомнить какую, но мысли постоянно путались, отвлекаясь на другое. Одна мысль перебивала все остальные. Из-за этого в голове происходила круговерть. Или не из-за этого, может старое вино все еще «играло» внутри нее.
Что же, все таки, это за мелодия? Такая родная и такая далекая. Кажется, она из другой жизни, из какой-то прошлой, давно забытой. Теперь уже и не вспомнить…
Опять другая, «подлая» мысль не давала ей нормально сосредоточиться. Снова и снова ставя вопрос ребром. Атилия прогоняла ее, ругая себя и коря. Нет! Надо думать о другом, о более важном. Мелодию не вспомнить, и где слышала ее тоже. Значит должно быть что-нибудь важное, требующее внимания. Например, если, вдруг Луций узнает, что она была здесь. Ну и пусть, навестить подругу не преступление. А если он узнает о гладиаторах, об их присутствии в этом доме. Да, но как он об этом узнает — нет, не возможно. Да, и что такого, Серселия здесь распоряжается, она их и пригласила.
