— Или тебе — мои, — сообщила она, вскинув брови.
— Ах, где ты была до сих пор?
— Ждала тебя.
— Черт возьми, сколько же времени я потратил даром!
— А мне придется наверстывать потерянное время!
— Идеальное сочетание, не так ли? — усмехнулся он, беря ее за руку и увлекая к постели. — Могу я предложить вам это гигантское ложе, мисс Наверстывающая-потерянное-время?
— Ты в самом деле хочешь, чтобы я тебя привязала?
— Конечно, — удивленно протянул он.
— И не станешь сопротивляться?
— Все, что прикажешь, дорогая. Я твой.
Вообще-то он не часто соглашался на такое. Вернее, редко. А еще вернее — всего однажды, и то давным-давно.
— Тебе этого хочется?
— Не знаю… если не возражаешь… сама идея весьма интригующа… но только с тобой. Впрочем, с тобой все кажется интригующим: секс и простая беседа, одеты ли мы, или на нас ничего нет. Вот видишь, во что ты меня превратил. Кажется, я влюблена… нет, вернее, увлечена. Думаю, это более точное определение, если учесть, как мало мы знакомы. И кроме того, ты всегда так восхитительно готов! — ахнула Кристина, глядя на его вздыбленную плоть.
И немудрено: при слове «связать» его плоть неудержимо рванулась вверх.
— Должно быть, ты что-то такое сказала, — ухмыльнулся он, садясь на кровать и ставя Кристину между раздвинутыми ногами.
— О, так и быть… хотя ты должен мне помочь. Кстати, а чем тебя связать?
Макс огляделся.
— Гардинные шнуры подойдут?
Она оглянулась. Окна были завешены простыми муслиновыми шторами, перехваченными широкими лентами гро-гро. Обернувшись, она наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.
— Как ты мил, что позволил мне такое.
— Но у меня есть одно условие, перед тем как меня прикуют.
— О, дорогой, ты этого не хочешь.
Уж слишком сдержанно он произнес слово «прикуют».
— Ничего подобного.
Какая обаятельная, чарующая улыбка!
— Но в зависимости от обстоятельств я могу опоздать. Понимаешь? Не сумею вовремя выйти из тебя. Тут поможет губка… внутри, — добавил он, отвечая на ее безмолвный вопрос.
— Значит, губка не для ванны?
― Нет.
Он в который раз поразился ее наивности. После двенадцати лет брака и двоих детей она понятия не имеет о противозачаточных средствах! Можно только гадать, каковы супружеские отношения князя и княгини! Но почему мысль о том, что она редко принимает мужа в постели, так приятна?
— Наверное, сначала следует сделать именно это.
— Ты сможешь излиться в меня без нежелательных последствий?
Он на миг почувствовал себя преподавателем гигиены.
— Теперь ты видишь мои эгоистичные мотивы.
— О, мне они нравятся… — Она снова вспыхнула. — То есть… мне так хорошо, когда ты…
Казалось, даже ее груди порозовели!
— Садись, — предложил он, подтолкнув ее на кровать, и, встав, улыбнулся. — Подготовимся к сексу.
— О Господи… Макс… только услышав это, я уже… Она закрыла глаза, отдаваясь на волю расплавленному жару, залившему ее лоно.
Макс легко коснулся губами ее сомкнутых век.
— Это неизведанная территория для нас обоих, — пробормотал он, приподнимая ее подбородок согнутым пальцем, и, когда ее ресницы взметнулись вверх, добавил: — Я, как правило, не позволяю себя связывать.
— Но позволишь ради меня?
— Я бы сделал для тебя все на свете.
— Не предлагай мне так много. Я жадная. Он ответил сладострастной улыбкой.
— О, дорогая, поверь, я намерен получить свою долю.
— И нам никто не помешает?
Она чувствовала себя восхитительно развратной и не могла поверить, что у них достаточно времени.
— Бегшотам хорошо заплатили за наше уединение.
— В таком случае скорее покажи мне. Покажи губку, которая позволит тебе быть со мной до конца.
Он подошел к столу, взял губку и, вынув из кармана небольшой золотой ножичек, вырезал из нее овальный кусочек. Потом налил в стакан немного бренди, окунул губку и тщательно выжал.
Сгорая от вожделения, она тем не менее зачарованно наблюдала за ним. За каждым движением. Каждым жестом. Точным. Завораживающим. Пьянящим. Даже самая равнодушная женщина должна согласиться, что он само совершенство. Тугие бугрящиеся мышцы, живое свидетельство его постоянных тренировок, высокое стройное тело таких идеальных пропорций, что могло бы послужить моделью любому скульптору. Бронзовая кожа, смоляные волосы… как не похоже это на все, что она когда-то искала в мужчине!
Вернувшись к кровати, Макс показал ей кусочек губки.
— Наверное… лучше это сделать мне.
— Ты прав. Не уверена, что смогу правильно…
Она осеклась. Лулу рассказывала о каком-то каучуковом колпачке и «французских письмах»[3], но ни словом не упомянула о губке. А откуда узнать о таких вещах женщине, которая за двенадцать лет считанные разы бывала с мужчиной?
— Боюсь, я никогда не обращала внимания… на такие вещи.
Он пережил минуту чисто мужского торжества. Сознания того, что обладает женщиной, совершенно невежественной в подобных вещах. И поразился внезапно нахлынувшим угрызениям совести. И это он?! Тот, кто всегда исповедовал принцип равенства в любовных играх?
— Правда, я слышала о «французских письмах». У тебя их нет?
— Я не рассчитывал на…
— …что-то, кроме прогулки верхом. Понимаю. — Она раздвинула губы в медленной улыбке. — А я соблазнила тебя.
— За что я глубоко благодарен, — хмыкнул Макс.
— И теперь собираешься позволить мне делать с тобой все, что угодно? — пробормотала она, восхищенная тем, что может впервые в жизни разыгрывать кокетку.
— Не беспокойся, я отвечу тем же. Пока это всего лишь предупреждение, — поддразнил он, опрокидывая ее на спину.
— Ты меня тоже свяжешь?
— Я еще не решил, — лукаво улыбнулся он, поднимая ее колени и раздвигая ноги. — Посмотрим, в каком я буду настроении.
— Ты по крайней мере хотя бы знаешь, что делать. А для меня это так ново… о Господи, включая и это…
Она выгнула спину и тихо застонала: длинные, пальцы Макса скользнули вверх, проникли в лоно, чуть нажимая на пульсирующую плоть, проталкивая губку, казалось, в самое ее чрево… удерживая легким надавливанием, пока яростные судороги сотрясали ее существо.
Только сверхъестественным усилием воли удержался он от того, чтобы не оседлать Кристину, особенно сейчас, когда появилась возможность исторгнуться в нее. Ноздри Макса раздувались от напряжения, необходимости подавлять свои желания, и он, резко выдернув пальцы, встал и отодвинулся.
— Это будет чертовски трудно, — пробурчал он, снова борясь с ошеломляющим порывом взять ее, сейчас и немедленно. Их взгляды скрестились: ее — лихорадочный, его — жадный.
