Когда они вышли в коридор, у нее защемило сердце от того, что ей предстояло. В воздухе стоял аромат розмарина, свежего сена и зажженных свечей. Ей никогда не нравились светские развлечения, которыми так увлекалась Гвинет, к тому же она уже целый год не ходила по замку.
Как она сможет появиться на глаза слугам замка униженная и в таком виде? Оковы мешали идти. Лицо горело, сердце отчаянно билось. На нее будут смотреть с любопытством и жалостью. Как выдержать эти взгляды?
Бренна шла медленно, стараясь оттянуть момент позора. Она очень хорошо знала, что у рыцарей был обычай представлять своих пленников связанными и покорными, но считала это непристойным и унизительным.
— Идемте, миледи.
Она стиснула зубы и решила, что ни за что не покажет ему всю глубину своего унижения.
— Да, милорд.
Как-нибудь каким-нибудь способом она непременно от него освободится.
Стараясь сдерживать охватившую ее дрожь, Бренна спускалась по узкой винтовой лестнице башни. Монтгомери крепко держал ее за запястье. Цепи звякали так, будто с каждым шагом вбивали кол в ее гордость.
Она как можно ниже натянула на лицо платок, высматривая из-под него что-нибудь, что могло пригодиться, чтобы отпереть замок кандалов. Годятся ли для этого, например, декоративные металлические украшения на канделябрах, если их оторвать?
Они спустились вниз и пошли по коридору. Монтгомери ни разу не посмотрел на нее, а шел так, будто ведет военнопленного. Его сапоги блестели, ни одно пятнышко не нарушало их безупречно начищенную поверхность, а рубашка была отглажена так, словно у него был целый штат прислуги, который должен был следить за тем, чтобы его одежда была безупречно чистой. Она представила армию женщин, сгорбленных от того, что они часами разглаживали его одежду горячими плоскими камнями.
Девушка поклялась себе, что, когда сможет сбежать, украдет одну из его рубашек и с превеликим удовольствием втопчет ее в свиной навоз.
Он шел медленно, чтобы она успевала идти за ним, хотя почти желала, чтобы он тащил ее и показал всему миру, какой он негодяй. Они завернули за угол, и стал слышен шум празднества, доносившийся из большого зала.
На их пути в одной из ниш стояли дочь пекаря Исанна и Джейн, хозяйка пивной, и, прикрыв рты ладонями, тихо переговаривались. Бренна еще больше замедлила шаг, чтобы привлечь их внимание и каким-то образом дать им знак, чтобы они передали одной из ее сестер, где ее искать.
— Она всегда была скверной девчонкой. Все рисовала свои картинки, вместо того чтобы помогать отцу, — услышала она шепот Джейн.
Бренна не на шутку рассердилась. Как смеют они злословить и смотреть на нее с презрением! Если бы она не пожертвовала собой, Монтгомери сжег бы замок дотла.
Проходя мимо женщин, она прошипела:
— Я этого не заслуживаю. Идите к Алели, и приведите ее ко мне.
Исанна злобно усмехнулась.
Боль пронзила Бренну. От этих женщин ей, видимо, помощи ждать не приходится.
Монтгомери дернул ее вперед, и кандалы впились ей в запястья.
— Никаких разговоров с прислугой, — прорычал он. Бренна стиснула зубы и уставилась на t'occhio del diavolo diavolo за поясом Монтгомери, будто одним взглядом она могла приказать кинжалу оказаться у нее в руке. Даже зная, что грубой силой ничего от мужа не добьешься, она не могла избавиться от желания завладеть его кинжалом. Но по мере того как они проходили мимо рядов вооруженных воинов, она с растущей болью в сердце понимала всю бесполезность сопротивления. Огромные мужчины в сверкающих доспехах и с мечами за поясом либо стояли в проемах всех дверей, либо подпирали стены. Когда Монтгомери проходил мимо них, они вытягивались в струнку. Ее муж, должно быть, богат и обладает огромной властью, раз мог позволить себе иметь личную охрану, сопроводившую его на свадьбу.
В горле пленницы застрял ком. До нее сейчас с предельной ясностью дошло, что она всецело принадлежит Покорителю. Он волен бить ее кнутом. Наказывать. Насиловать. Держать в цепях.
Она игрушка в его руках.
Военный трофей. Какая жуткая роль!
И она бесконечно далека от той жизни на свободе, которую воображала себе, если станет монахиней в монастыре.
— Шлюха, — с усмешкой сказал какой-то солдат, когда она проходила мимо, но Монтгомери посмотрел на него так, что тот быстро опустил взгляд.
На смену гневу пришло отчаяние.
Что, если она никогда не сможет сбежать? Бренна заставила себя не думать об этом. Она найдет способ либо открыть кандалы отмычкой, либо украсть ключ. Она должна.
Главное — быть готовой, когда настанет нужный момент. Договоренность о переезде в Италию уже есть. Теперь надо успеть добраться до порта, пока корабль не отплыл. Даже если по дороге к дому брата ее убьют, это будет лучше, чем быть игрушкой в руках Покорителя.
Они уже подходили к большому залу. Бренна плелась за мужем. Лязг цепей действовал ей на нервы. Она содрогалась от размеренности его шагов, от уверенного разворота его плеч. Он был человеком порядка и формы. А ее жизнь — от безалаберной живописи до неопрятных кружев на платье — воплощением безрассудства и хаоса.
На их пути везде были рассыпаны листья мяты и розмарина. В воздухе стоял приятный аромат этих растений, оттого что Монтгомери топтал листья своими огромными сапогами. По сравнению с ними ее босые ноги выглядели почти крошечными и уязвимыми.
Он сжал ее руку, но не больно. В его огромной руке ее рука казалась маленькой и хрупкой.
Ее оружие — ум и храбрость. Этого должно быть достаточно.
Бренна постаралась не покраснеть, когда они проходили мимо Дженнет, их прачки, которая стояла на ступенях, ведущих в большой зал. Дженнет когда-то была ее подругой, но сейчас она, наверное, презирает ее так же, как Исанна и Джейн.
— Миледи, — сказала Дженнет, — я приведу вам вашу сестру. Это она во всем виновата.
Оказывается, не все от нее отвернулись, подумала Бренна и шепотом поблагодарила Дженнет.
Стук кружек и мужской смех становились все громче. В воздухе стоял запах жареного мяса и свежеиспеченного хлеба.
Они проходили мимо рядов слуг, выстроившихся вдоль стен коридора. Пленница улавливала обрывки их разговоров.
— Так ей и надо, — сказал один, глядя на оковы. — Зачем она ударила его кинжалом?
— Ослушалась отца и мужа ослушалась.
— Стыдно, как сегодня ведут себя женщины.
— Кончится тем, что из-за них погибнет Англия, вот увидишь.
Бренна глубоко вдохнула. Она никому не покажет, что чувствует. Пока они проходили мимо все новых любопытных глаз, у нее на верхней губе выступили капельки пота, а унижение от того, что ее связали и ведут в кандалах, становилось невыносимым.
