– Элен, я должен тебе сказать… – начал он.
Она, с ее невероятной чуткостью к его настроениям, сразу же перестала ласкаться и отстранилась, легла рядом и даже отвела взгляд, чтобы ему легче было говорить.
– Что, Андрюшечка?
В самом тоне ее голоса была такая покорность судьбе, что он чуть не расплакался. «Она тоже не верит в вечность нашего с нею счастья, – понял он. – Но скрывает это, чтобы меня не расстраивать».
– Элен, я… был с другой женщиной… – сказал он.
– Ну и что? – удивилась она, приподнявшись и прямо взглянув на него. – Я, до того, как тебя встретила, вообще 15 лет замужем была. Что ж с того?
– Я был с нею уже после того, как тебя встретил и… и мы признались друг другу в своих чувствах. Это случилось в Сибири… – упрямо сказал Измайлов, почему-то прикидывая, кем бы назвала его Софи Домогатская, если бы слышала сейчас его идиотское (он не мог не понимать этого, но и не признаваться не мог) признание.
«Как черта помянешь, так он и…»
– А! Я поняла! – с веселой, совершенно не идущей к случаю улыбкой воскликнула между тем Элен. – Софи! Она тебя, наверное, еще по дороге обольстила, от скуки. Ты ведь ей всегда близок был, по литературной части, она тебя чувствовала хорошо. Вот ей и стало любопытно… А что она сама тебе не нравилась, так это ее всегда еще больше возбуждало… Значит, так… А потом, когда Туманова встретила, наверняка тебя бросила сразу же… Михаил для нее – все… Как ты для меня, Андрюшечка… И… долго ты мне изменял?…
– Всего один раз, – ошеломленно сообщил Измайлов. – Но я…
– Да ладно! – махнула рукой Элен. – Я привыкла давно. Мне же чуть не с детства отвергнутые кавалеры Софи доставались. Ей, как кто надоедал, она того ко мне посылала: вон, глядите, Элен Скавронская скучает. И приглядитесь к ней, она ведь очень милая, и, как разойдется, так и скучна не слишком…
Элен очень похоже передразнила низкий по тону, слегка отрывистый говорок Софи, а Измайлов обалдело поморгал глазами, в корне меняя свои представления о женской дружбе.
– И ты… ты не злишься на меня? На… Софи?
– Да кто же перед Софи устроит, если она как следует за дело возьмется? – искренне удивилась Элен. – В ней любопытства к жизни много, такой ее Бог создал. Мне она плохого никак не хотела, ей же и в голову прийти не могло, что ты каяться станешь… А тебя мне жаль, вот ты-то, наверное, потом злился и на себя, и на нее, когда Михаил появился…
– Да нет, я только на себя злился…
– Ну и не надо этого… Но… Андрюшечка, ты только про меня плохо не думай, а я все равно спрошу… Я давно хотела знать, и, раз случай вышел… Софи… она намного лучше меня, там… ну, ты понимаешь, в постели…? Мы ведь с нею одинаково воспитывались, но она…
– Ни в какое сравнение не идет! – темпераментно воскликнул Андрей Андреевич. – Уж не знаю, как ей, а мне с Софи – ничуть не понравилось. Ты – намного лучше!
(С некоторой мстительностью инженер подумал о том, что теперь, при существующей степени открытости между подругами, Элен вполне может поинтересоваться у Софи, как ей показался Измайлов в постели, и с удовольствием представил себе оторопевшее лицо Домогатской в этот момент. Интересно, что она сделает? Станет клясться подруге, что между ней и Измайловым не было близости, прибежит бить его по лицу или… во всем признается и опишет жаждущей Элен подробности?)
– Любимый мой… – Элен счастливо засмеялась и спрятала лицо у него на груди.
Измайлов помотал башкой, как это делала собака Баньши. Сказать всю правду теперь не осталось никакой возможности – он это понимал, и смирился.
Декабря, 28 числа, 1899 год от Р. Х., С-Петербург
Здравствуй, милая Надя!
Во первых строках пишу о том, что тебя более всего волнует. Увы! Хороших новостей нету. Несмотря на все усилия дорогого и модного адвоката Смидовича, которого нанял Василий, суд присяжных признал Любочку виновной и назначил ей девять месяцев заключения. Николашу Полушкина вызывали свидетелем и обвинение, и защита, но он не явился. Люба, вроде бы, приговор приняла даже с каким-то облегчением. В общем-то я это понять могу, ей многое надо решить. Василий остался при ней, и как бы не поселился в тюрьме. Охранники относятся к нему с добродушной симпатией, правда, считают сумасшедшим. Он еще ходит в Университет вольнослушателем, и устроился смотрителем на кафедру в медицинском институте, с жалованьем пятнадцать рублей в месяц. Кажется довольным вполне, и недавно хвастался, что Любочка уже его от себя не гонит, и даже два раза с ним говорила. В Егорьевске, как я поняла, всеми Васиными делами и капиталами сейчас управляет по доверенности Иван Притыков, и то – неплохо, ибо Ванечка по моему понятию порядочен, унаследовал гордеевскую хватку в полной мере и без гроша приятеля не оставит. Я полагаю, что если у Васи это безумие и есть, то его безобидная разновидность, и особо о том печалиться не стоит…
Во всяком случае, Любочка, если пожелает, тут не одна.
Скоро наступает не только год, но и век новый, однако, моя жизнь течет без особых перемен и многообразия. На том и спасибо.
Соня Щукина собирается с весною ехать обратно в Егорьевск, думаю, что Матвею она уж о том написала. Стеше, помимо основных предметов, мы наняли учителем лужского изобретателя, слегка придурковатого, но забавного. То, что они теперь в усадьбе творят, заслуживает отдельного описания. Во всяком случае никто, ни в который день не может быть спокоен от их изобретений, открытий и механических приспособлений. В последнюю неделю она увлеклась химией. Что-то будет? Мой Павлуша привязался к ней на удивление, и во всем ее слушает. Она же полагает его умным и «столичным», и то и дело по разным вещам советуется. В общем, полная гармония.
Карпуша постепенно приручается, и даже живет теперь в доме, а не в сенном сарае, и спит на белье. Правда, на том же белье спит Баньши, так что сама понимаешь… Фаня хочет забрать его, или уж переехать в усадьбу и найти здесь работу. Пока ничего толкового не выходит, но время терпит – мальчишке все равно придется еще большой путь пройти, прежде чем он окончательно человеком сделается.
Людочка все также капризничает. Все ей не так. Как Соня уедет, прямо и не знаю, как мы будем с нею справляться… Иногда думаю, что надо было ее Машеньке Гордеевой оставить, право слово. Пусть бы себе в охотку возилась, у нее, по слухам, Шурочка маленький именно такой и был…
Инженер Измайлов… Право, даже не знаю, что тебе о нем и ответить. Лучше всего правду, наверное. Ты великодушна, и оценить сумеешь.
