Но трогательную женственность уравновешивал гордо вздернутый подбородок, холод в голосе и лед в глазах.
– Разумеется. – Усилием воли Шон заставил себя сосредоточиться на сиюминутных делах. – Сможете сами подняться по лестнице?
Девушка поджала губы, и в потемневших глазах ее он прочитал: «Умру, но поднимусь».
Что ж, по крайней мере, в этом они пришли к согласию. Шон не собирался снова брать ее на руки – догадывался, как подействует это на его разгоряченную плоть.
Но едва Лия поднялась на ноги, стало ясно, что одной решимости недостаточно. Она еще не оправилась после болезни. Лицо ее, и без того бледное, совсем побелело.
– Я… не уверена…
Эти слова она выдавила через силу – видно было, как тяжело ей признаваться в своей слабости. Не легче, чем ему – мириться с неизбежным. Шон зажмурился, сражаясь с нахлынувшим потоком смятенных мыслей и образов.
Там, наверху, он едва не потерял самообладание… Хотя нет, какое уж там «едва»! Снова взять ее на руки – значит вновь разжечь огонь, таящийся под тонким слоем пепла. Второй раз ему не потушить пожара.
Он глубоко вздохнул и открыл глаза, старательно избегая смотреть в ее бледное решительное лицо.
– Послушайте, у меня есть другая идея.
Что-то сжало ему горло, и голос прозвучал сипло. Шон тяжело сглотнул.
– В гостиной горит камин, там тепло, а в спальне у вас настоящий холодильник. Хотите, я уложу вас на софу в гостиной и принесу из спальни одеяло?
– Хорошо.
– Тогда так и сделаем.
На лице ее отразилось очевидное облегчение – зеркальное отражение его собственного, догадался Шон. Но что это означает? Неужели она чувствует то же самое? Ее тоже пронзают удары, подобные электрическим разрядам, а кровь закипает в жилах?
Опершись на руку Шона, – Лия дошла из кабинета до гостиной и, облегченно вздохнув, повалилась на кушетку.
– Я принесу одеяло.
Радуясь, что нашел предлог уйти, он взбежал по лестнице. Сердце его сжималось от невыносимой обиды. Она боится к нему прикоснуться, смотрит на него с ужасом и отвращением, словно на прокаженного. Шон не понимал, чем заслужил такое отношение, и несправедливость Лии жгла ему душу. Неужели она не понимает, что с ним творится?
Он сдернул с кровати одеяло и вернулся в гостиную. Лия лежала на софе, поджав ноги, устремив задумчивый взгляд на огонь.
На секунду Шон остановился в дверях, вбирая взглядом ее хрупкую красоту – волны растрепанных волос, матовую бледность щек, огромные глаза, опушенные длинными ресницами. Взгляд его скользнул ниже – к округлости грудей, к белоснежным бедрам, едва прикрытым футболкой. При виде ее длинных стройных ног пламя вспыхнуло в нем сильнее.
Лия обернулась, и глаза их встретились; на несколько секунд в гостиной воцарилось напряженное молчание. Шон не сомневался, что все его мысли – точнее, чувственные картины и желания – написаны у него на лице. Но, к его удивлению, Лия вдруг улыбнулась.
– Когда я была маленькой, то обожала огонь. Мне казалось, если долго смотреть в пламя, можно увидеть там волшебные картины. Но камин в нашей квартире был электрический, и настоящий огонь я видела всего несколько раз в жизни.
– А мне Пит советует поставить газовое отопление. – С этими словами он укрыл ее одеялом. Хотел подоткнуть, но сообразил, что этого лучше не делать, и сел в кресло по другую сторону от камина. Теперь, когда ее ноги не видны, дышать ему стало легче. – Но я не соглашаюсь, – продолжал он с легкой улыбкой. – Я консерватор по натуре, люблю старинные, прочные вещи. Пит не таков – его девиз: «Быстро, удобно и без хлопот». Он предпочитает легкость и простоту.
– Особенно когда дело касается личной жизни, – сухо заметила Лия.
Шон скривил рот в иронической улыбке.
– Здесь вы правы. Личная жизнь у него всегда была удивительно запутанная.
– А теперь он впутал в свои проблемы и вас!
– Мне не за что винить Пита, – искренне ответил Шон, снова вспомнив о Марни. – Свою жизнь я запутал сам.
Лия сгорала от любопытства – об этом он догадался по ее лицу. Но Шон не собирался с ней откровенничать, поэтому перешел на другую тему.
– У вас очень симпатичная мать. Разговаривала со мной, словно со старым другом.
Лия улыбнулась, и от этой радостной, доброй улыбки у Шона что-то сжалось внутри.
– Да, мама такая. Она любит людей, для нее все вокруг – друзья. – И вдруг на лицо ее набежала тень, аметистовые глаза затуманились. – Она не слишком переживала из-за меня?
– По-моему, нет. – Шон нахмурился, подметив в ее тоне беспокойство. – Лия, вы говорили, что особенно нужны матери, именно сейчас. А почему? Что случилось?
На лице ее отразилось откровенное изумление. Значит, он не только слушал, но и запомнил ее слова! Шон невольно поморщился: неужели она видит в нем бесчувственного негодяя, которому наплевать на ее переживания?
– Они с папой…
Лия запнулась, опустив глаза.
– Ваш отец болен? – не вытерпел Шон. – Или… еще хуже?
Черт побери, если у нее умер отец и Лия спешила, чтобы утешить мать в горе, а он преградил ей дорогу… такое непростительно!
– Нет, нет, что вы! – поспешила уверить его Лия, и словно гора свалилась у него с плеч. – Просто… они разошлись. Полгода назад. Папа сказал, ему не хватает свободы. И ушел.
– Классический случай, – усмехнулся Шон. – Держу пари, то же самое говорил и мой старик. Да я и сам раз или два прибегал к этой отговорке.
Лия молча вскинула на него потемневшие глаза.
– Дорогая моя, такое случается.
– Но чтобы с моими родителями… Я никогда не думала… Они всю жизнь прожили вместе. Никогда не ссорились. Два года назад отпраздновали серебряную свадьбу.
– Значит, вам повезло.
Ощутив внезапную неловкость, он поднялся и начал ворошить кочергой угли в камине. Пламя вспыхнуло с новой силой.
– У вас, по крайней мере, были и мама, и папа. Не всем выпадает такое счастье.
– Знаю, вас бросил отец; но это же не значит, что у всех…
– Дорогая, ничто не длится вечно!
«И твоя верность в том числе!» – мысленно добавил Шон, напомнив себе, как легко Лия забыла о своем обете. Нет, его не проведешь невинным личиком: ему-то хорошо известно, какова эта особа на самом деле!
Он подбросил в камин угля.
– Такова жизнь. Любой брачный союз рано или поздно распадается.
– Но ведь так не должно быть!
– Вы думаете? Тогда выходите замуж за лебедя или за морского конька. Эти существа всю жизнь спариваются с одним и тем же партнером. От людей такой верности не дождетесь.
– То, что вы изящно именуете «спариванием», – с отвращением скривив губы, возразила Лия, – большинство людей называет любовью!
– А я не верю людям – ни всем вместе, ни каждому в отдельности.
