Низкое весеннее петербургское небо только что в очередной раз пролилось на город дождем, на голых черных ветках растущих на кладбище деревьев висели большие холодные капли. Даже в самые счастливые моменты жизни Николая, когда Анна была еще жива и когда на свет благополучно появился их первенец, это зрелище казалось ему безумно тоскливым. Теперь же смотреть на эти мокрые ветки и скатывающиеся с них прозрачные «слезы» и вовсе было невыносимо. Но о том, чтобы не навестить могилу жены, тоже не могло быть и речи…
Резанов в последний раз оглянулся на оставшееся позади скромное и невысокое надгробие. Летом он будет носить туда небольшие белые цветы – пышные букеты Анна не любила. Она вообще не любила ничего яркого и бросающегося в глаза. Хотя нельзя сказать, чтобы ей так уж сильно нравились и скромные цветы, неожиданно понял Николай. Любила ли она вообще хоть что-то, кроме детей?
Николай зашагал быстрее, больше не оборачиваясь и стараясь не смотреть на «плачущие» деревья вокруг. Мысль о том, что Анна никогда не любила ни его, ни саму себя, мысль, которую он постоянно гнал прочь с тех пор, как ее не стало, снова вернулась к нему, и избавиться от нее уже не было никакой возможности. «Ты любила только детей, – повторил он про себя без упрека, но и без малейшего одобрения. – Сначала любила своих младших братьев и сестер, но потом тебе стало этого недостаточно. Ты хотела как можно больше своих детей, и тебе было все равно, что ты можешь умереть и оставить меня и нашего старшего».
Лавра осталась у него за спиной, впереди вытянулся длинной стрелой Невский, конец которого терялся в слабом петербургском тумане. Резанов все так же медленно зашагал по тротуару. Торопиться ему было некуда, а идти домой не хотелось: каждая вещь, каждая комната там вызывали в его памяти лицо Анны. А больше всего напоминали ему о ней их дети.
Однако долго идти пешком графу не пришлось – в воздухе снова повисла противная холодная морось, грозящая превратиться в более сильный дождь, и Николай, недовольно скривившись, остановил догнавшего его извозчика. Через полчаса он уже подъезжал к своему дому, готовясь к мучительной встрече с детьми – в такую погоду они точно были не на прогулке, а значит, у Резанова не было никакой надежды избежать общения с ними.
Его опасения подтвердились – он еще только входил в дом, а сверху уже послышался радостный детский вопль: «Папенька пришел!», за которым последовал неуверенный топот маленьких детских ног. Резанов замер возле двери, не успев даже расстегнуть шинель. Маленький Петя, не обращая внимания на пытавшуюся остановить его горничную, проворно спускался по лестнице, чтобы поприветствовать отца, и через минуту был уже внизу.
– Папенька! – выпалил он восторженно и с горящими глазами бросился к Николаю. Тот с легкостью подхватил мальчика на руки и прижал к себе:
– Здравствуй, сын, здравствуй!
«Если бы ты не захотела второго ребенка, ты бы не умерла, и у Пети была бы мать, и мы сейчас обнимались бы все вместе, втроем!» – опять обратился он к Анне и поймал себя на том, что уже не просто спорит с ней, а уверенно ее осуждает. Он посмотрел на страшно довольного Петю, оглядывавшего коридор с огромной высоты, на которую его подняли, и тут же виновато отвел глаза в сторону.
– Все, иди теперь к няне! – Он поставил сына на пол и тот обиженно наморщил свой крошечный курносый нос. Няня и горничная были уже рядом, готовые в любую минуту забрать ребенка обратно в детскую, чтобы он не приставал к уставшему и расстроенному после визита на кладбище отцу.
– Он как будто догадался, что вы скоро придете! – удивленно сообщила Резанову няня, хватая ребенка за руку. – То к двери подбегал и прислушивался, то просил, чтобы ему дали в окно посмотреть, а потом вот на лестницу выбежал. И откуда ему знать, когда вы должны прийти?..
– Дети очень многое чувствуют, – грустно улыбнулся ей Николай и едва слышно добавил: – Не то что мы, взрослые…
Он снял шинель и, вручив ее горничной, стал подниматься на второй этаж. Няня с Петей шли впереди, перегородив всю лестницу и не давая ему идти быстро, но Резанова это не беспокоило – он по-прежнему никуда не торопился. Наоборот, ему было даже любопытно посмотреть, как его двухлетний сын учится подниматься по ступенькам, с каждым разом шагая все смелее и увереннее.
– Молодец, Петр, скоро бегать по лестнице сможешь, – подбодрил Николай ребенка и увидел, как его хорошенькое личико озарилось радостью.
– А Оленька тоже сегодня молодец, кушала очень хорошо и почти не плакала! – продолжила хвастаться няня. Резанов помрачнел и ничего не ответил. Все домашние не сомневались, что он одинаково любит обоих детей и ему интересно и сколько новых слов сказал за день Петя, и часто ли просыпалась ночью Оленька. И Николаю не оставалось ничего иного, как поддерживать у всех эту уверенность.
– Хотите на нее посмотреть? – предложила тем временем няня, окончательно возвращая Резанова в подавленное настроение.
– Если она не спит… – вздохнул он и, аккуратно обойдя няню и сына, почти бегом преодолел оставшиеся до второго этажа ступени.
– Сейчас посмотрим! – Нянька тоже заторопилась и, подхватив Петю на руки, быстро пошла вверх по лестнице. Мальчик, которому гораздо больше нравилось идти самому, тут же недовольно засопел, но капризничать в присутствии отца не решился.
Дверь детской им открыла вторая няня, занимавшаяся дочерью Резанова. Маленький Петя, снова поставленный на ноги, тут же юркнул в комнату и бросился в угол со своими игрушками, а взрослые прошли в другой угол, где в своей кроватке спала закутанная в целый ворох пеленок девочка. Николай остановился возле кроватки, привычно разглядывая этот крошечный сверток и едва заметное среди белых оборок чепчика детское личико. Обе няни завертелись рядом и, перебивая друг друга, зашептали:
– Она все утро улыбалась и совсем не капризничала!
– Кормилица сказала, что еще ни разу не видела таких тихих детей.
– Все говорят, что это просто чудо, а не ребенок…
– Тише, не разбудите ее, – шикнул на слуг Резанов и, делая вид, что он всего лишь заботится о девочке, отошел от ее кроватки. Но было уже поздно – маленькая Ольга Николаевна все-таки проснулась, открыла свои большие темные глаза и, как показалось Николаю, посмотрела на окруживших ее колыбельку людей с радостным удивлением.
– Смотрите, она вас узнала, точно узнала! – уже чуть более громким шепотом принялись убеждать Резанова няньки. – Вы поближе подойдите, она сейчас вам тоже улыбнется!
Поддавшись их настойчивым уговорам, Николай вернулся на прежнее место и наклонился к дочери. Ее любопытные глаза оказались совсем близко, и она, поймав его взгляд, неожиданно опустила веки, словно застеснявшись от того, что ее так пристально разглядывали.
