— Тебе не следовало привозить ее обратно. Знаешь, пойдут разговоры… Все будут показывать на нас. Отошли ее куда-нибудь прочь, Шарлотта. Я не хочу ее видеть. Во всем виновата только она. Это ее вина, что я болен. — Он повернулся к Шарлотте, хватая ее за руки. — Ты не понимаешь. Это было бы слишком легко. У нее будет ребенок, и она вернулась назад в поисках убежища. Но кто может сказать, что ребенок мой?.. — Он тяжело дышал, хватаясь за жену как за спасательный круг во время шторма. — Послушай, ты слишком добра к ней. Ты не знаешь, что такое твоя сестра. Если бы я рассказал тебе… Это все ее проделки, не мои. Она преследовала меня, делала все, чтобы остаться наедине со мной. Испорченная женщина. Она во всем виновата. Отошли ее прочь.
Шарлотта слушала Этьена с ледяной тяжестью на сердце. Она знала, что он трус, но не могла представить, чтобы он мог быть таким малодушным. Она чувствовала его отвращение к постыдным результатам тайной связи, чувствовала, что он убил бы Луизу, если бы мог.
Страх и отвращение — это было именно то, что чувствовал Этьен. Он все ставил в вину Луизе. Он шел с ней, когда повредил себе ногу. Из-за Луизы его разрушала болезнь. Луиза — корень всего зла, демон в женском облике, истинная причина его собственной слабости.
— Послушай, — вскричал он снова, обращаясь к молчавшей Шарлотте. — Ты не должна верить тому, что она говорит. Она лжет. Она рассказывала мне о тебе такие вещи, ужасные вещи. Например, она рассказала мне, что ты и Серио… этим летом в Жувизи… Она говорила, что он ухаживал за тобой, рассказывала ужасные истории. Ты видишь, какая испорченная у нее душа. Взять ее назад означало бы чрезмерную доброту. Она поклялась разрушить нашу жизнь.
Шарлотта не сводила с Этьена своего сурового взгляда. Он прочитал в нем презрение и, поняв, что совершил ошибку, встревожился еще больше. Он и раньше опасался, что Шарлотта покинет его во время болезни, когда она так нужна ему. Если она уедет, он умрет в одиночестве…
Он пытался вызвать ее жалость, запугать ее, чтобы она осталась и никогда больше не пыталась покинуть его. Тяжело дыша, Этьен откинулся назад с искаженным лицом.
— Мне плохо, — с трудом проговорил он, — я задыхаюсь…
Она не шевельнулась, и он хрипло прошептал:
— Я скоро умру, Шарлотта. Ты слышишь, я скоро умру…
Он театрально закатил глаза, как настоящий трагик.
Шарлотта невольно отпрянула к стене. Мгновение она в ужасе смотрела на бледное лицо Этьена. Она испугалась. Ее охватил ужас. Ей хотелось закричать.
Но вскоре она поняла, что это игра, спектакль. Приступ был притворным, и теперь она рассердилась. Схватив подвернувшийся ей под руку стакан с какой-то жидкостью, она выплеснула ее в лицо Этьену.
— Вот, — сдавленным голосом выговорила она, — это приведет тебя в чувство.
Содержимое стакана попало ему прямо в лицо, и он лежал с нелепо открытым ртом.
— Трус, — добавила она, — трус.
Этьен схватил простыню, чтобы вытереть лицо, и вдруг стал кричать, что она злая женщина и Бог накажет ее. Гнев Шарлотты словно испарился. Это было уж чересчур для нее.
Затем он стал звать ее по имени мягким, льстивым голосом.
— Послушай, — сказала она, заставляя себя успокоиться. — Я решила, что Луиза какое-то время останется здесь, и она останется. Ты не увидишь ее. Она будет жить в свободной комнате. Так я решила, и у меня нет намерения изменять свое решение.
— Делай, что хочешь, — покорно ответил он.
В последующие дни Шарлотта с опустошенным сердцем спрашивала себя, как долго она сможет все это выдержать. Денег уже не хватало, и она не видела никакого выхода из трудного положения. Как это уже случалось и раньше, испытывая отчаянное одиночество, она обратилась к Фредерику, который вместе с ней работал над романом об эпохе средних веков, и поделилась с ним своими трудностями. Его было трудно шокировать, и, казалось, он не удивился, узнав, что Луиза беременна от мужа Шарлотты. Он был благожелателен, весел и беззаботен. Он также был влюблен в Шарлотту, но обращался с ней по-братски. Шарлотта обнаружила, что его легкий характер и неспособность смотреть слишком далеко вперед, как ни странно, успокаивали ее.
— Что будет со мной, Фредерик? — спросила она.
— У Луизы будет ребенок. Малыши прелестны, — сказал он, погладив ее по щеке.
— Вы не понимаете. Подумайте о позоре, о том, что скажут люди. Это убьет мою мать.
— Не хотите ли вы, чтобы я женился на Луизе? — нежно спросил Фредерик. — А потом я мог бы устроить себе респектабельную смерть на поле сражения.
— Что за чепуху вы говорите, — нетерпеливо сказала она, поглощенная своими мыслями.
— Я говорю серьезно. Может быть, сам по себе я ничего не представляю, но у меня есть имя. И я охотно могу предложить его бедной девушке, ставшей жертвой первородного греха.
— Нет, — сказала она, — это просто смешно. И поскольку вы влюблены в меня…
— Да, я люблю вас, — пылко сказал он, взяв ее руку и прижав к своей щеке.
— В самом деле, Фредерик? — внезапно спросила Шарлотта, заглядывая ему в глаза. — Вы бы действительно женились на Луизе?
— Нет, — ответил он, целуя кончики ее пальцев. — Я хочу жениться на вас, когда умрет ваш муж.
— Вы говорите чушь. Мне следовало бы знать, что вы не можете быть серьезным.
— Вы хотите выдать ее замуж любой ценой?
— Да, — резко ответила она.
— Тогда дайте мне подумать. Может быть, я смогу найти вам мужа.
— Кого? — вскричала Шарлотта с возникшей надеждой.
— Я думаю… У меня друг в больнице. Он умирает, у него нет никакой надежды выжить. На иждивении у него младший брат, и он очень беспокоится о его будущем.
— Да, но… — сказала она, все еще не понимая, к чему клонит Фредерик.
— Ваша сестра может выйти за него замуж в об мен на приличную денежную сумму, которая обеспечит будущее брата. По существу, это приданое. Она ведь станет вдовой, свободной женщиной, но со спасенной честью.
— Но это аморально, — сказала Шарлотта.
— Да, — согласился он. — Но это все, что я могу предложить.
После минуты молчания она спросила:
— Вы в самом деле имеете в виду то, что сказали, Фредерик?
— Да, — ответил он. — У меня действительно есть друг, который умирает. Жить ему осталось считанные дни. Он голодал годами, жил большей частью почти без рубашки на теле. По ночам работал портье, чтобы заплатить за учебу. Но это не могло долго продолжаться. У него чахотка.
— Вы думаете, он бы согласился? — Теперь она казалась возбужденной и даже торопливой.
— Я не знаю наверняка, но, возможно, согласится. Если только не подумает, что эта сделка слишком отвратительна. Умирающие ужасно чувствительны.
