– Признаюсь, я нахожу мисс Боумен занятной, но это не означает, что я хочу жениться на ней.
– Сестры Боумен в этом отношении довольно опасны. Когда одна из них привлекает ваше внимание, вам известно лишь, что она самое задорное, и запальчивое создание, какое вы только встречали. Постепенно вы понимаете, что она буквально сводит вас с ума, и с нетерпением ждете очередной встречи с ней. Это похоже на неизлечимую болезнь, которая незаметно захватывает весь организм. Вас охватит страстное желание. Все женщины покажутся бесцветными и скучными. Вы не сможете перестать думать...
– Не понимаю, о чем вы говорите, – побледнев, перебил его Мэтью.
Он не собирался уступать и умирать от неизлечимой болезни. У человека в жизни есть выбор. Не важно, что думает Уэстклиф, это всего лишь физическое влечение. Отвратительное, мощное, выворачивающее нутро, доводящее до безумия вожделение, но... с ним можно справиться усилием воли.
– Коли так, ладно, – сказал Уэстклиф. Но похоже, убедить его не удалось.
Глядя в стоявшее на туалетном столике зеркало, Мэтью тщательно завязывал накрахмаленный вечерний галстук, укладывая его замысловатыми складками. Он проголодался, но от мысли, что придется присутствовать на долгом официальном ужине в большом зале, ему делалось неловко. У Мэтью было такое чувство, будто он идет по натянутой на большой высоте проволоке. Один неверный шаг, и он погибнет.
Не надо было принимать вызов Дейзи и часами играть в эти чертовы шары.
А все оттого, что Дейзи прелестна, а во время игры ее внимание было приковано исключительно к нему. Против такого искушения не устоишь. Дейзи – самая вспыльчивая, задорная и непредсказуемая женщина из всех, что он встречал. В этом миниатюрном создании мирно уживались грозы и радуги.
Черт побери, как же он хотел уложить ее в постель. Мэтью изумляло, что Лландриндон и другие мужчины способны оставаться в обществе Дейзи здравомыслящими и рассудительными.
Пора взять ситуацию под контроль. Он намерен сделать все необходимое, чтоб подтолкнуть Дейзи к Лландриндону. По сравнению с другими холостяками шотландский лорд превосходный вариант. У этой пары будет спокойная, размеренная жизнь. И хотя временами Лландриндон, как и большинство праздных людей, станет сбиваться с пути истинного, Дейзи будет слишком занята семьей и книгами, чтобы заметить это. А если и заметит, то научится закрывать на это глаза и найдет прибежище в грезах.
А Лландриндон так никогда и не оценит, какой невероятный подарок сделала ему судьба.
В дурном настроении Мэтью спустился вниз и присоединился к толпе элегантных гостей, собравшихся в ожидании званого ужина. Мужчины в строгих черных костюмах и белых сорочках служили контрастным фоном для прекрасных дам в изысканных туалетах, отделанных вышивкой, бисером и кружевом.
– Свифт, – дружески окликнул Мэтью Томас Боумен, – идите сюда. Я хочу, чтобы вы объяснили этим парням последние калькуляции.
На взгляд Боумена, для обсуждения деловых вопросов неподходящего места и времени просто не существовало. Мэтью послушно подошел к группке мужчин, собравшихся в углу, и изложил взгляды своего шефа.
Одним из талантов Мэтью была способность держать в голове огромное количество чисел. Он любил цифры, их стройную систему, законы, которым они подчиняются. В мире цифр сложное можно свести к простому. В отличие от жизни в математике всегда есть решение, точное и ясное.
Но, говоря о бизнесе, Мэтью краем глаза заметил Дейзи, стоявшую рядом с сестрой и подругами, и у него захватило дух.
На Дейзи было желтое платье, туго стянутое в талии. Низко открытый атласный корсаж, украшенный рюшами, поднимал маленькую, чудесной формы грудь. Замысловатое переплетение желтых атласных лент на плечах удерживало корсаж, не позволяя ему сползти. Черные волосы подняты вверх, несколько локонов спиралями опускаются на шею и плечи. Дейзи выглядела хрупкой и прелестной, как чудесные сахарные куколки на торте, которые никто не отваживался съесть.
Мэтью хотелось потянуть за корсаж, так чтобы атласные ленты, скользнув вниз, сковали движения ее рук, мешая сопротивляться. Он хотел провести губами по ее нежной светлой коже, найти розовый бутон соска, заставить ее задрожать...
– Вы действительно думаете, что можно занять все ниши рынка? – вернул Мэтью к реальности голос мистера Мардлинга. – Ведь мы обсуждаем низшие классы. А всем известно, что независимо от национальности эти люди не любят мыться.
Мэтью взглянул на высокого холеного джентльмена. Его белокурые волосы блестели в ярком свете канделябров. Прежде чем ответить, Мэтью напомнил себе, что в вопросе скорее всего не было злобы. Привилегированные классы часто искренне заблуждаются относительно бедняков, если вообще их замечают.
– Расчеты показывают, – спокойно ответил Мэтью, – что как только мыло будет производиться в массовых количествах, его цена станет доступной, и объем продаж вырастет на десять процентов в год. Люди всех классов хотят быть чистыми, мистер Мардлинг. Проблема в том, что мыло высокого качества всегда было предметом роскоши и, значит, далеко не всем доступно.
– Массовое производство, – наморщив лоб, рассуждал Мардлинг. – Есть в этой фразе что-то спорное... Похоже, это поможет низшим классам подражать высшим.
Оглядев кружок мужчин, Мэтью заметил, что лысина Боумена покраснела. Это дурной знак. Уэстклиф хранил молчание, безразлично глядя перед собой.
– Именно так, мистер Мардлинг, – мрачно сказал Мэтью. – Массовое производство мыла и одежды даст беднякам возможность жить по тем же стандартам, что и многие из нас.
– Но как тогда определить, кто есть кто? – не унимался Мардлинг.
– Я вас не понимаю, – вопросительно посмотрел на него Мэтью.
В дискуссию вмешался Лландриндон.
– Кажется, я догадался, о чем говорит Мардлинг, – сказал он. – Как отличить продавщицу от состоятельной дамы, если они обе чистые и похоже одеты? И если джентльмен не может по виду понять, кто перед ним, то как ему себя вести?
Ошеломленный снобизмом вопроса, Мэтью тщательно обдумывал ответ.
– Я всегда считал, что к женщинам нужно относиться с уважением независимо от их положения.
– Хорошо сказано, – резко вставил Уэстклиф, когда Лландриндон открыл рот, чтобы возразить.
С графом обычно никто не спорил, но Мардлинг стоял на своем:
– Уэстклиф, вы не видите вреда в том, чтобы поощрять бедняков замахиваться выше? В том, чтобы позволить им думать, что между ними и нами нет никакой разницы?
– Я считаю вредным, – спокойно сказал Уэстклиф, – что людям, которые стремятся стать лучше, препятствуют из страха потерять сознание превосходства.
