В его голосе прозвучало такое презрение, что Орисса задохнулась от возмущения.
Так вот зачем, как он думал, она спускалась!
Он вообразил, что индиец, с которым он заподозрил ее в недостойной связи, опасался теперь приходить к ней на верхнюю палубу, и поэтому она спускалась к нему.
Она почувствовала, как в груди поднимается горячая волна бешеного гнева — и вдруг предательская слабость подкосила ее.
Виноваты были и жара, и неприятная встреча с пьяными солдатами, и бессонная ночь накануне, и волнение, из-за которого ей весь день не хотелось есть.
Девушка не могла заставить себя съесть даже самый лакомый кусочек, ей казалось, что он задушит ее. Но без еды она ослабела.
Теперь ей чудилось, что ее голова стала легче воздуха. Потом снизу стала наползать темнота, заволакивая все вокруг.
Она потянулась рукой к перилам лестницы, из горла вырвался тихий вскрик, колени подогнулись, но упасть она не успела: майор Мередит подхватил ее.
Он легко, как ребенка, поднял ее и понес по оставшимся ступенькам вверх. Приблизившись к малому салону, он ногой распахнул дверь и усадил ее там в кожаное кресло.
Большую часть времени малый салон пустовал — сюда изредка заглядывали, чтобы написать письмо или взять красочную открытку.
Орисса откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. Ей казалось, что ее качает на огромных волнах, однако, как дурно ей ни было, сознание она не потеряла.
Она слышала шаги майора Мередита, скрип открываемой двери, его голос, отдающий кому-то какой-то приказ, и через некоторое время она ощутила у своих губ стакан.
— Пейте!
Первый порыв был отказаться, но его воля подавляла ее и принуждала покориться. Сделав глоток, Орисса почувствовала, как огненная жидкость обожгла ей горло.
Она задохнулась и забилась, словно в агонии, пытаясь оттолкнуть стакан, но он приказал:
— Еще немного.
Она попыталась было спорить, но так и не смогла вымолвить ни слова. Было проще сделать то, что он хотел. Она выпила еще немного бренди, и слабость отступила.
— Извините… меня, — прошептала она.
— Сидите! — велел майор Мередит. — Скоро вам станет лучше.
Она еще как следует не отдышалась, но голова уже просветлела. Слабость ушла, и она почувствовала, как к щекам возвращается их естественный цвет.
Жара больше не донимала ее, напротив, теперь Ориссу зазнобило. Майор Мередит взял ее руки в свои и умело растирал их, чтобы согреть.
— Сейчас с вами будет все в порядке, — успокаивающе повторил он.
И действительно, через минуту или две Орисса поняла, что уже вполне способна вернуться в свою каюту.
Открыв глаза, она отняла руки и сказала почти твердым голосом:
— Благодарю… вас. Я… сожалею, что доставила вам… столько… беспокойства.
— Никакого беспокойства, — ответил он. — Но неплохо бы вам стать благоразумнее.
Внезапно он умолк.
То ли потому, что она еще плохо выглядела, то ли потому, что он сообразил: то, что он собирался сказать, говорить не стоило.
Орисса встала и нетвердой походкой прошла через салон. Открыв дверь, майор Мередит пропустил ее вперед.
Они вышли на широкую площадку перед лестницей, по которой он ее принес.
— Благодарю… вас, — не поднимая глаз, прошептала Орисса.
И только было она собралась уйти, как из кают-компании вышел доктор.
— Добрый вечер, миссис Лейн, — приветствовал он ее. — Как поживает ваша пациентка-индуска? Вы убедили ее принять лекарства?
Ориссе не понадобилось поворачиваться, чтобы видеть, она знала — майор Мередит застыл рядом с ней.
— Миссис Махла приняла и микстуру, и пилюли, доктор Томпсон, — спокойно проговорила она, — и когда я уходила, она уже спала. Я уверена, утром ей станет лучше.
— Будем надеяться, — весело сказал доктор. Потом он обратился к майору Мередиту:
— Добрый вечер, майор. Видите, какой у меня услужливый ассистент!
Она пошла к себе в каюту и, закрывая дверь, надеялась, очень надеялась, что майор Мередит впервые окажется в замешательстве.
Словоохотливый доктор непременно расскажет ему, что именно она делала на палубе третьего класса. Он узнает, насколько ложны его грязные измышления, и убедившись, что его предположения лишены оснований, возможно, устыдится своих слов.
Но никакие объяснения доктора не могли оправдать то, что она позволила майору Мередиту поцеловать себя.
Произошедшее не поддавалось никакому объяснению.
Она все еще стояла посреди своей каюты, когда в дверь постучали.
Стук был таким тихим, что она подумала, что ослышалась. Но стук повторился.
Она приоткрыла дверь и увидела майора Мередита.
— Позвольте поговорить с вами, — попросил он.
— Нет! — с трудом выдохнула она. — Слишком… поздно. Кроме того…
Умолкнув, она бросила красноречивый взгляд на дверь в смежную каюту, принадлежавшую генералу и леди Кричли.
— Они оба в кают-компании, — сказал майор Мередит, угадав ее мысли, — но я должен поговорить с вами — вы знаете это.
— Нам не о чем говорить, — ответила Орисса.
— Нет, есть о чем, — возразил он. — Мне необходимо извиниться перед вами. Я только теперь узнал, что тот индус — ваш учитель.
— Хорошо, ваши извинения приняты… за… ваше поведение вчера вечером, — сказала Орисса, — а теперь…
Она попыталась захлопнуть дверь и сделала бы это, если бы майор Мередит не помешал ей.
— По вашему тону не скажешь, что я прощен, — с нарочитой грустью проговорил он, пряча в глазах усмешку.
— Я… устала и хочу… отдохнуть, — защищалась Орисса. — Вы не можете… оставаться здесь, сами это прекрасно знаете… и задерживать меня разговорами.
— Ну что вы! Как вам, так и мне, пожалуй, поздновато беспокоиться о репутации, вы не находите? — спросил он.
Орисса отлично понимала, на что он намекал.
Да, он извинился за недоразумение относительно мистера Махла, но то, что она всю ночь пробыла в комнате Чарльза, по-прежнему разделяло их.
— Пожалуйста, оставьте меня в покое! — повторила Орисса. — Нам больше нечего сказать друг другу! Нечего!
— Вы уверены в этом?
— Уверена!
Ее непреклонный тон и то, как решительно она пыталась избавиться от него — и она ясно видела это, — приводило его в замешательство. Этим Орисса и воспользовалась. Она захлопнула-таки дверь, и он не мог не услышать поворота ключа в замке.
Она замерла, чутко прислушиваясь, уверенная, что он все еще стоит там, за дверью. Потом она уловила звук удаляющихся шагов и с облегчением опустилась на свою койку.
Одну свою ошибку он признал и извинился, но другая… О, как же ей хотелось остановить его, вернуть, сказать, как он был не прав в своих домыслах, когда увидел ее на улице Королевы Анны, но она не смела, не могла открыть ему всей правды.
