— На сей счет не беспокойся, — уверенно сказал Симон. — Если боги так решили, Клавдию трудно будет пойти против их воли. Предоставьте все мне, я стану их Меркурием и извещу Клавдия о том, какое будущее ему уготовано.
Он проводил обеих женщин, пропитавшихся благовонными парами, в триклиний и с удовлетворением обнаружил, что Клавдий еще не вернулся. Оставив их с гостями, он поспешил в комнату, куда Клавдия увела Елена и где тот все еще спал. Маг с силой тряс его, пока он не открыл глаза. Зевнув и громко рыгнув, Клавдий приподнялся на ложе.
— Что случилось? — проворчал он. — Титаны захватили землю?
— Клавдий, это боги, да, именно боги привели тебя сегодня в дом к твоему покорному рабу.
— Что ты мелешь? — проговорил удивленный Клавдий и принялся тереть глаза.
— Да, Клавдий, на меня снизошло озарение, и я увидел твое будущее.
— А! Ну и что там?
— Я видел ту, которая должна стать твоей новой супругой.
— Если только это, то дай мне еще поспать, я не намерен так скоро жениться.
— Ты изменишь свои планы, когда увидишь ее. Это очень красивая девушка, красивее, чем Елена, и совсем молоденькая.
— Ты и впрямь меня заинтриговал.
— Ты же знаешь, Клавдий, что никто из нас, даже император, не может противиться воле богов. А боги решили таким образом, что ты женишься на этой девушке, они мне это объявили.
— Ну, раз боги так этого хотят! — вздохнул Клавдий, который легко поддавался расслабленности и сладострастию. — Тогда скажи, кто она? Богатая хоть?
— У нее не много имущества, но ваш союз принесет вам славу и богатство. Мы все игрушки в руках судьбы…
— Что касается меня, то я игрушка в руках моего племянника, и мне это уже начинает надоедать.
— Эти времена скоро кончатся. Судьба принизила тебя, чтобы потом вознести, и для начала она дает тебе супругу, из-за которой многие будут тебе завидовать.
— Хорошенькое дело, значит, новая супруга будет меня так же бесстыдно обманывать, как и предыдущая.
— Этого не бойся, она целомудренна и благоразумна.
— Так покажи мне это чудо. Красивую и добродетельную женщину найти труднее, чем жемчужину в мидии.
— Я теперь же покажу ее тебе. Молча иди за мной, чтоб она не заметила, что ты на нее смотришь. Потом скажешь свое мнение.
Солнце уже скрылось за горизонт, и ночь простерла в небе свое звездное покрывало. Рабы зажгли в триклинии светильники и, по распоряжению Елены, стали подавать сладкое вино перед блюдами, составляющими вечернюю трапезу. Симон и Клавдий бесшумно шли по портику, откуда они могли видеть растянувшихся на ложах и беседующих между собой гостей. Симон указал Клавдию на Мессалину, привставшую на ложе, чтобы взять чашу с вином, которую предложил ей молодой раб.
— Ты не обманул меня насчет ее красоты, — признался Клавдий, когда они удалились, боясь, как бы их разговор не был слышен в триклинии. — Без сомнения, это самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Но, мне кажется, я знаю матрону, которая рядом с ней: уж не она ли Домиция Лепида, моя двоюродная сестра?
— Она и есть, а прекрасная девушка — ее дочь Мессалина.
— Ты заставляешь меня сожалеть, что я не искал с ней встречи раньше.
— Не беда, благодаря мне ты познакомишься с ней уже сегодня вечером.
— Однако ты считаешь, что она захочет выйти за меня замуж, притом, что мне скоро пятьдесят и я почти разорен?
— Не стоит говорить ей о своих делах, во всяком случае, теперь. Ты положишь к себе в постель настоящее сокровище, если женишься на ней.
— Охотно верю. Но пожелает ли ее мать выдать ее за меня? Она, наверное, обижена, что я никогда не приглашал ее в гости. Я в последний раз видел ее несколько лет назад, она просила меня оказать ее мужу денежное содействие, хотя сама к тому времени растратила целое состояние!
— Ручаюсь, она согласится. И потом, я же тебе говорил, что таково решение бога — господина наших судеб.
— Если так, то я с радостью повинуюсь.
Клавдий наклонился, чтобы расправить складки своей туники, вновь надел упавший с головы цветочный венок и спросил у хозяина духов и гребень.
— Клавдий, — добавил Симон, — когда молодая супруга перешагнет порог твоего дома, я надеюсь, ты не забудешь, что этим счастьем ты обязан мне.
— Ты убедишься, что Клавдий умеет благодарить за услуги. Послушай-ка, пока мое имущество не распродано, я разрешаю тебе прийти в мой дом на Палатине и выбрать что-нибудь из мебели и дорогих сосудов. А теперь отведи меня к моей будущей супруге и посмотрим, будешь ли ты с ними так же убедителен, как только что со мной.
— Не волнуйся, я сделал так, что боги все им сообщили, а они даже не осознали этого. Так что теперь они убеждены, что ты предназначен стать счастливым супругом прекрасной Мессалины.
Здесь все было спокойнее. Пешеходов не толкали всадники и легионеры, стучащие по мостовой своими грубыми башмаками. Нищие и проститутки не заговаривали нагло с прохожими. Иногда здесь можно было встретить рабов, сирийцев и нубийцев, несущих носилки, погонщиков мулов, тянущих за повод свою скотину, или удобно устроившихся в носилках матрон, которые, обмахиваясь веером, с любопытством разглядывали людей вокруг. В этом привилегированном месте можно было найти пустынный, молчащий форум, покинутый обсуждавшими свои дела магистратами, благоухающие сады, подобно садам Палатина или Марсова поля, где праздные люди дремали под сенью портиков. Но в здешних галереях было больше свежести и зелени, чем в портиках Октавии и Помпея, здесь стены внутри зданий украшало больше росписей, здесь было больше статуй — копий с шедевров Фидия, Лисиппа, Мирона, Праксителя и даже подлинные произведения Пасителя, жившего во времена Цезаря и Помпея. Здесь играли в кости и в бабки на крупные суммы, несмотря на законы, запрещающие азартные игры, и даже ставили на игроков. Ожидая открытия лупанаров в девятом часу, рисовали на земле шашечницу и играли черными и белыми камешками в «разбойничью игру» — если только не проводили все послеполуденное время в тавернах.
Место отдыха Байи дышало радостью жизни под ласковым солнцем, у соленого моря, среди зеленеющих скал. Все семьи, принадлежащие к римскому обществу, имели здесь роскошные дома, утопающие в садах с кипарисами и олеандрами. Путеоланский залив с возвышающейся над ним горой Павсилипп и прикрывающим его Мизенским мысом более услаждал взоры римлян, нежели обрывистый берег Сорренто, напротив острова Капри, или полные свежести горные долины в краях альбиков и сабинян. На высоких мысах, господствующих над прозрачной бирюзовой гладью моря, переливающейся под лучами солнца, располагались обширные виллы самых богатых римлян — с выстланными яшмой, порфиром или узорчатой мозаикой полами, с росписями на стенах, со статуями из паросского мрамора в просторных колоннадах. Здесь все дышало роскошью и наслаждением, дни протекали в любовном изнеможении и гастрономических удовольствиях, купании в банях и прогулках под сенью портиков, служивших удобным местом для сомнительных встреч.
