— Да, был, и не один раз даже! — ответила Асенкова, довольная возможностью поддразнить завистливую подругу.
— А Андреянова тебя не приколотит? — расхохоталась та.
— Не за что! — спокойно и холодно ответила Асенкова. — Директор за мною и не думает ухаживать!
— Так чего же его носит-то сюда?
— Полина, умри! — крикнул Радович. — Умри скоропостижно! Ничего лучшего ты сделать не можешь!
— Это отчего? Потрудитесь объяснить все!
— Ишь ты, какая! У меня голова-то всего только одна; если ее снесут, так другую мне взять уже будет неоткуда.
— А кто с тебя ее снесет?
— У-ра-ган! — громко и раздельно ответил ей Радович. — Ты ураган когда-нибудь видела?
— Это сильный ветер?
— Нет, не ветер, а у-ра-ган, то есть та сила, с которой бороться нельзя и которая может разрушить все, что ей на пути попадется. Поняла?!
— Нет, ровно ничего не поняла! — рассмеялась веселенькая Полина.
— Ну, тебе, по-твоему балетному чину, так и полагается! Ты и на свет рождена затем, чтобы вертеться и ничего не понимать.
— Скажите, пожалуйста, умник какой всесветный… А ты зачем на свет рожден?
— Я? Да затем, чтобы тебя любить безнадежно!
— А ты лучше надейся! Терпеть я не могу безнадежной любви!
— Мало ли что! А когда надеяться не на что?
— Пустяки!.. Всегда есть на что надеяться!.. Я, кажется, ежели бы в великого князя влюбилась или даже в самого государя, и то надеялась бы.
— А ты махни, попробуй!
Все громко захохотали.
— Чему вы? — остановил их артист Павлов, выпущенный в драму и сразу обративший на себя внимание начальства и публики. — Чего вы хохочете? Мало ли перед нами ежедневно проходит безумных надежд и несбыточных мечтаний? Да вот я, например, недавно воочию видел, как один молодой рыбак, сидя на берегу реки, наяду к солнцу ревновал!
— Наяду к солнцу? Это очень красиво! — тоном одобрения произнес Радович.
— А я видел это наяву и нахожу, что это вовсе некрасиво и непомерно глупо!
— Что такое? Я опять ничего не понимаю!
— Не понимай. Мое дитя, исполняй свое предназначение! — распростер Радович обе руки над головкой Полины.
— Нет, почему же? — вмешался Павлов. — Я ей сейчас объясню! Видите ли, рыбак влюбился в наяду. Он не знал, что он наяда. Она выросла в его же деревне, вместе с прочими девушками, и рыбак думал, что она тоже простая девушка, как и они. Когда она отправлялась на работу, молодой рыбак шел и помогал ей. Когда она шла купаться, молодой рыбак садился на берегу и ждал ее, ждал молча, не оскорбляя ее своим праздным любопытством. Он решил жениться на наяде, когда заведет свою лодку и свои сети. Он не знал, что она наяда и что ей ни сетей, ни лодки не нужно! И вот однажды, когда она купалась, ее увидало ясное солнце. Солнце ведь все видит, и все ему доступно. Наяда заметила, что оно любуется на нее, и стала кокетничать с ним.
— Это с солнцем-то? — расхохоталась Полина.
— Да, с солнцем. Наяде все можно! А глупый рыбак, заприметив, что солнце любуется на его невесту, вздумал ревновать ее. Это к солнцу-то, к тому солнцу, которому все можно и все доступно! Поняла теперь, о, наибестолковейшая из всех Терпсихор подлунного царства? — спросил Павлов, обращаясь к Полине и почти загораживая собою Асенкову, которая сидела бледная, едва сдерживая слезы.
— Нет, ничего не поняла. Ты вздор какой-то наговорил, — весело и беззаботно пожала плечами Полина.
— Ты не поняла, так другие за тебя поняли! — сказал Павлов, вставая и на ходу слегка потягиваясь.
Он был прав. Другие поняли, и горькие мысли навеяло на молодые души это «понимание».
Посещение императрицей Александрийского театра было почти эпохой в истории последнего. К этому посещению готовились за целых две недели и целых два месяца потом говорили и вспоминали о нем.
Поставлена была та пьеса, в которой Асенкова вышла в первый раз, и водевиль «Полковник старых времен» вызвал у императрицы почти такой же восторг, какой и у ее державного супруга. Государыня от души поздравила Гедеонова с таким богатым приобретением для сцены, каким явилась молоденькая Асенкова, и обласкала дебютантку. Асенковой была подана в уборную присланная императрицей роскошная коробка конфет, а на другой день был доставлен Гедеонову для передачи молодой артистке браслет с богатым бриллиантовым фермуаром. Этим завершился и вполне окреп тот выдающийся успех, который выпал на долю хорошенькой дебютантки.
Государь был в восторге от успеха своей любимицы и неделю спустя, придя за кулисы и на этот раз прямо пройдя в уборную Асенковой, тихо сказал ей, нагибаясь к ее хорошенькому, раскрасневшемуся личику:
— Ну, а теперь мы справим второе новоселье!
Для этого «второго новоселья» была выбрана квартира, указанная цыганкой-прорицательницей в том доме, в котором она сама проживала, на Псковской улице.
Небольшая, но прекрасно расположенная квартира убрана была с такой роскошью и с таким никогда не виданным Асенковой комфортом, что молоденькая царская фаворитка в восторге остановилась на ее пороге.
— Господи, как здесь хорошо! — воскликнула она, складывая руки, как на молитве. — Господи, как здесь божественно хорошо… и какой вы сами божественный! — И она, в порыве восторженного обожания схватив руку государя, прижалась к ней горячими губами.
Государь оглянулся.
Они были совершенно одни. Прислуга, приставленная к квартире и рекомендованная старой цыганкой, была, очевидно, опытна. Она моментально исчезла и стала на страже этого первого свидания.
Государь провел свою спутницу по всем комнатам квартирки и, слегка обняв ее за талию и нежно нагнувшись над ее сиявшим от счастья личиком, тихо проговорил:
— Тебе здесь очень нравится?
— О да! — ответила Варя голосом, дрогнувшим от волнения.
— Хочешь ты теперь здесь, на новом своем новоселье, послушать цыган, которые тебе так понравились в собрании?
— О да, очень хочу, — воскликнула Асенкова.
— Сейчас! Я уже заранее распорядился, и цыгане готовы. Только сегодня они, как я тебе и обещал, будут петь для нас одних!
Государь ударил в ладоши, и в дверях появился личный его камердинер, часто сопровождавший императора в его таинственных экскурсиях, так называемых «васильковых действах». Только этому камердинеру, выбранному самим государем из среды мелких чиновников дворцовой конторы, император Николай доверял свои сердечные тайны. Один только этот камердинер знал и имена, и адреса почти всех царских фавориток, и только в таких серьезных увлечениях, как связь государя с фрейлиной Нелидовой, участие доверенного камердинера не требовалось. Нелидова, гордая и надменная, не потерпела бы, даже в угоду императору, подобного вмешательства. Зато маленькая Асенкова была и кротка, и неопытна, да и все, окружавшее ее, так сильно выходило из пределов всей ее предшествовавшей до тех пор жизни, что ей и в голову не могло прийти выражать свое удовольствие или неудовольствие по поводу того или другого царского распоряжения.
