— Да, вероятно, вы правы, сэр.
— Вы, кажется мне, слишком взволнованы нынче. Отчего, Крессида? Уверяю вас, решительно все восхищаются вами.
— Не думаю, что это так. Многие фрейлины считают меня ужасно провинциальной. Они часто посмеиваются над моим говором.
Он стоял, возвышаясь над нею, и упивался волшебной красотой своей невесты. В тот вечер на ней было небесно-голубое парчовое платье, завитки восхитительных белокурых волос выбились из-под геннина и отбрасывали розовый отблеск на нежные щеки. То, что Крессиде приходится слышать ехидные замечания в свой адрес, его не удивляло. Какая девица в этом зале могла бы надеяться на победу, какая из них могла бы выдержать сравнение с ее неземной красотой?
— Я не имел в виду присутствующих здесь дам, — отозвался он сухо.
— О! — Она сама удивлялась собственному смущению. В обществе Хауэлла она никогда не чувствовала себя такой безнадежно глупой и неловкой, но ведь он никогда и не говорил ей столь неискренних комплиментов, от которых ей становилось не по себе.
— Не прячьте глаза от меня. Вы моя невеста, и я горд честью танцевать с вами, заявляя перед всем светом, что скоро вы станете действительно моей.
Чуть прикрытый намек на то, что должно последовать за брачной церемонией, вновь заставил ее вспыхнуть, и она поспешила отвернуться, беспокойно отыскивая глазами родителей.
Он добродушно рассмеялся.
— Вам не придется бояться меня, Крессида, клянусь вам.
— Я никого не боюсь, сэр, — решительно объявила она, вновь становясь той Крессидой, которая так заносчиво возражала ему при первой их встрече.
Он опять засмеялся.
— Ну конечно. Я и не думал, чтобы вы кого-нибудь боялись, будь то мужчина или женщина… кроме, может быть, вас самих.
— Не понимаю, о чем вы, сэр! — Теперь ее необыкновенные фиалковые глаза смотрели ему прямо в лицо.
— Мне думается, все девушки с некоторой тревогой думают о том… о том, что еще неведомо.
Он произнес это очень ласково, а ее твердо сжатые губы приоткрылись, и она так беспечно улыбнулась, что у него перевернулось сердце. Как она по-детски ранима и как хочет, чтобы никто не проведал об этом!
Крессида опять искала глазами родителей; он задержал на минуту ее пальцы в руке, желая ободрить, словно ребенка, взывающего о помощи.
— Я буду бережным с вами, я дам вам возможность получше узнать меня и лишь затем предъявлю свои права. По-моему, вам лучше остаться на некоторое время при дворе в распоряжении королевы. У меня есть свои обязанности в королевском Совете, но позднее, если вы пожелаете, мы ненадолго уедем в наше поместье на уэльской границе и сможем часто навещать ваших родителей.
У нее вырвался вздох облегчения. Ведь она знала, что многие молодые женщины, выйдя замуж, были совершенно отлучены от своих родных и близких, и втайне боялась, что и ее ждет такое будущее. Между тем она всей душой любила дом в Греттоне и знала, что ее сердце разобьется, если ей не удастся посещать его как можно чаще.
Этот человек, который вскоре получит право приказывать ей, был, по-видимому, добр. Все, от короля до леди Элизабет, твердили, что ей выпала большая удача. Но тогда почему ее томит странное предчувствие, что он не таков, каким представляется на первый взгляд; что, если она не проявит уступчивости, он окажется настоящим тираном? Какая буря поднялась в ее груди, когда он обхватил руками ее талию во время танца и потом, когда он подал ей бокал вина, и пальцы их соприкоснулись!
Она заставила себя храбро улыбнуться ему.
— Вы очень добры, сэр. Ваши слова меня в том убеждают. Я надеюсь… что сумею быть вам… приятной, как вы того заслуживаете.
Углы его рта странно искривились.
— Отчего мне показалось, что в этом ответе больше политики, чем искреннего чувства?
— Мне известен мой долг, и…
— …и вы намерены исполнять его неукоснительно, дабы заслужить мое одобрение. Нет, моя Крессида, я не хочу иметь вместо жены робкого мышонка.
Он забрал пустой бокал из ее безжизненных пальцев и помог ей подняться. Не прошло и нескольких секунд, как он предоставил ее заботам матери и, быстро отойдя, внимательно склонился к подлокотнику кресла, в котором сидела смертельно уставшая королева.
Рождественские празднества продолжались до самого кануна Крещения, со всеми традиционными играми и развлечениями.
Однажды вечером труппа мимов разыгрывала пьесу о «Сэре Гоуейне и Зеленом Рыцаре» [16]. Крессида сидела между отцом и графом Рокситером и заранее дрожала от страха, что вот сейчас сэр Гоуейн одним мощным ударом меча обезглавит Зеленого Рыцаря. Когда актер наклонился, чтобы поднять с подмостков набитую соломой голову, только что слетевшую с покачивавшихся «плечей», граф, от души веселясь, повернулся к ней, но тут же встревожился, заметив, как она побледнела.
— Крессида, вы расстроены? Я полагал, эта история вам давно известна и последняя сцена не явилась для вас неожиданностью. Зеленый Рыцарь олицетворяет умирающую зиму, а сэр Гоуейн — пробуждающиеся силы весны.
— Нет, нет, — покачала она головой, — конечно, эту историю я знаю, но мне никогда раньше не доводилось видеть ее на сцене. Это… это напомнило мне о подлинных казнях. И на минуту у меня кровь застыла в жилах.
Услышав необдуманные слова Крессиды, ее отец нахмурился.
— Помолчи, Крессида. Вестминстер не место для разговоров о казнях, — прошептал он чуть слышно, покосившись при этом на короля.
Ричард сидел совсем близко, громко хохоча над непристойными выходками героя, сэра Гоуейна, когда тот разыскивал повсюду дряхлого Зеленого Рыцаря, а затем, верный своей клятве, храбро стоял перед ним, ожидая, когда тот обрушит ответный удар на его голову.
Дрожь опять охватила Крессиду; она думала о том, какое страшное место — королевский дворец, даже сейчас, в эти рождественские дни, несмотря на видимость веселья. Всего несколько месяцев назад в Тиберне умер ужасной смертью Коллингбурн из-за того, что посмел написать оскорбительные стишки о короле и его ближайших советниках, а кузен короля, Георг Букингем, был обезглавлен на рыночной площади в Салисбери после неудавшегося мятежа 1483 года.
Там, в своем Греттоне, она чувствовала себя такой бесконечно далекой от этих ужасных событий… Но вскоре, став женою Рокситера, она вынуждена будет жить среди людей, которые служили своему сюзерену с преступлением в сердце и улыбкою на губах.
Ей хотелось бы знать, так ли предан королю Мартин Рокситер, как это кажется. Могла ли и она безвинно оказаться замешанной в подобных хитросплетениях? Эта мысль привела ее в ужас. Вновь она всем сердцем желала вернуться живой-невредимой в Греттон после всех этих празднеств и жить там бестревожно, вдали от опасностей и гнусных интриг.
