— Святой Хоббс, — раздраженно бросила Фокс, вставая и направляясь к костру. — Я в это не верю. Вы просто его плохо знаете.
— А вы знаете?
По его удивленному голосу она поняла, что сболтнула лишнего. Встав у костра и подбоченясь, она смотрела на кроликов.
— У меня уже слюнки текут. Поваром был Пич.
— Благодаря мистеру Ханратти у нас будет сегодня пиршество. Я еще испек кукурузную лепешку.
Так как они разбили лагерь рано, чтобы дать животным попастись, у них после ужина оставалась еще пара часов до сна.
— Как насчет шахмат?
— Лучше спроси, как насчет того, чтобы задать тебе трепку.
— Когда-нибудь я тебя обыграю.
— Ну да, это когда луна упадет с неба.
Кролик оказался восхитительным, а лепешка, испеченная Пичем, просто таяла во рту. Где-то в середине ужина Фокс заметила, что Пич смотрит на нее своим, как он говорил, многозначительным взглядом. Когда он увидел, что привлек ее внимание, он стал показывать глазами на тарелку Таннера. До Фокс не сразу дошло, что хотел от нее Пич, она поняла это, только когда взглянула на Ханратти и Брауна.
Охранники, как и она, сжимали вилки в кулаке. А Таннер пользовался вилкой так, как настаивал Пич, — как воспитанные люди. Если Таннер заметил, как ест Фокс — а он наверняка уже обратил на это внимание, — он будет считать, что она той же породы, что Ханратти и Браун. Возможно, Фокс и не хватало приличного воспитания, но она считала себя гораздо выше таких людей, как Ханратти и Браун.
Нахмурившись, она взяла вилку, как полагалось, в надежде, что Таннер заметит, что она ест не так, как его охранники.
— Я думаю, что знаю Хоббса Дженнингса так же хорошо, как все работники компании, — заявил Таннер, когда они поужинали.
Фокс смотрела не отрываясь на шахматную доску, которую раскладывал Пич. Услышав имя Дженнингса, он искоса посмотрел на Фокс.
Фокс промолчала, и тогда Таннер, откашлявшись, сказал:
— Вы имеете в виду, что знаете кого-то, кто работал на компанию Дженнингса дольше, чем я, и этот человек знает Дженнингса лучше меня?
— Этот человек знал Дженнингса гораздо дольше, чем вы, — неохотно ответила Фокс, мысленно пнув себя за то, что все испортила.
— А вы можете назвать его имя?
— Нет. — Сев на траву, Фокс стала разглядывать шахматные фигуры, как будто никогда прежде не играла в шахматы. — Начинай, — сказала она Пичу.
— Черт возьми, Фокс, вы просто мастер говорить загадками. Меня это начинает раздражать.
— Тогда уходите, чтобы мы с Пичем могли спокойно поиграть.
— Что именно этот человек рассказал вам о Хоббсе Дженнингсе?
Она наконец подняла глаза.
— Дженнингс — ваш босс, и я понимаю, что вы должны быть ему верны. На этом и порешим.
Таннер достал из кармана жилета сигару, повернулся и пошел к охранникам.
— Я знаю, что совершила ошибку. Так что ничего не говори, Пич.
— Мне кажется, что защитная мазь действует. Да и руки стали намного мягче от того, что ты смазываешь их свиным жиром и не забываешь надевать на ночь перчатки.
— А щеки уже не такие обветренные? — Она знала, что губы все еще в трещинках, но чувствовала, что они постепенно становятся гладкими.
— Не такие, как когда мы уезжали из Карсон-Сити.
В мгновение ока Пич убрал с доски слона и одного коня. Фокс не поверила своим глазам.
— Как это тебе удалось?
— Ты невнимательна, Мисси. — Он достал из кармана комбинезона сигару, и Фокс узнала марку. — Твои мысли заняты другим.
— Это сигара Таннера.
— Да. Мы с мистером Таннером познакомились поближе. — Пич сделал затяжку и блаженно улыбнулся. Потом он завладел ладьей Фокс. — Этот человек знает понемногу обо всем.
— Он ни разу не предложил мне одну из своих дорогих сигар.
— Возможно, потому, что мистер Таннер не знаком с леди, которые курят.
— Но это означает, что он считает меня леди. Никто не думает… — Она осеклась, уставившись на доску. Неужели Мэтью Таннер считает ее леди? Нет, вряд ли. Но возможно, он все-таки считает, что она женщина.
Что он видит, когда смотрит на нее? В данный момент он увидел бы, как она сидит, скрестив ноги, как индеец, на траве, укутанная от шеи до колен в старое пончо, с пыльными волосами и давно не мытая. От нее, наверное, пахнет так же, как от мужиков.
— А о чем вы с мистером Таннером разговариваете? — Она «съела» ладейную пешку Пича, но обычного удовольствия ей это не доставило.
— Мы говорим обо всем и ни о чем. О войне и о том, как она идет, о перемещении разработок месторождений на запад, о проблеме индейцев. Он знает названия звезд и различных горных пород. Он прочел все книги, какие у нас есть.
Почему она не могла говорить с Таннером обо всем этом? Когда он был рядом, у нее пересыхало во рту и все темы разговоров вылетали из головы, как песчинки на ветру. Она лишь задавала ему личные вопросы, которые его раздражали, или болтала о погоде и окрестностях, а заканчивала тем, что умолкала.
— А обо мне он когда-нибудь спрашивает? — Вздохнув, она наблюдала за тем, как Пич собирается атаковать ее королеву. Игра превращалась в форменный разгром.
— Время от времени.
— И какие же он задает вопросы? — спросила она, не поднимая головы.
— Ну, например, с каких пор мы с тобой вместе. Научил ли я тебя читать, писать и считать, или ты ходила в школу. Такие вопросы.
— И что ты отвечал?
Он атаковал ее королеву. Это будет самая короткая партия.
— В детали я не вдавался. От себя ничего не добавлял. Просто отвечал на вопрос.
— А о себе он когда-нибудь рассказывал?
— Очень мало. Я знаю, что он очень беспокоится за своего отца. Мне кажется, отец ожидает от него многого. Возможно, большего, чем он может дать. Возможно, даже больше, чем может вообще кто-либо дать.
— Что ты имеешь в виду?
— Я подозреваю, что мистер Таннер никогда не сможет угодить своему отцу, и мне кажется, он чувствует, что его отец в нем разочаровался.
Фокс задумалась. Так как у нее не было родителей, она знала, что идеализировала отношения, существующие между родителями и детьми. Она представляла себе, что с обеих сторон должна быть безоговорочная любовь, хотя и подозревала, что такой любви не бывает.
Обернувшись, она посмотрела на Таннера, разговаривающего с Ханратти и Брауном. Они стояли возле своих спальных мешков, курили и время от времени смеялись. Одного взгляда на Таннера было достаточно, чтобы понять, что этот человек всегда все делает правильно, что его слово крепкое, что долг и верность составляют основу его характера. Она не могла представить, чтобы он в чем-либо потерпел поражение.
Фокс вдруг подумала, что если и может быть что-нибудь хуже, чем не иметь отца, так это иметь отца, который никогда тобой недоволен, для которого ты всегда был горьким разочарованием.
