Джо облокотился на прилавок и взглянул на Пирса:
— Может, твой приятель выпьет пива?
— С удовольствием и, пожалуйста, кофе для мальчика.
Голос Пирса звучал мягко, казалось, он вовсе никуда не спешил. Джорджи удивленно наблюдала за ним. У нее готово было лопнуть терпение, когда бармен неспеша заковылял выполнять их заказ.
Бармен вернулся и поставил перед Пирсом кружку с пенящимся пивом и чашку горячего кофе, затем он взял деньги и только потом ответил на вопрос Джорджи:
— Ты опоздал, он уже уехал. Верно, Кэл? — обратился он к другому мужчине, стоявшему рядом с Пирсом.
— Точно, отплыл сегодня утром с приливом. Сел на пароход «Пасифик Куин», который пошел во Фриско. С ним еще был прекрасный серый жеребец. Луи сказал, что выиграл его в покер.
— Да, — добавил Джо, — он был в таком радостном настроении. Заказал для всех выпивки.
Джорджи почувствовала, что сейчас упадет в обморок. Однако, глянув на стиснутые челюсти Пирса, поняла, что делать этого не стоит. Она дернула Пирса за полу пиджака, желая предупредить взрыв негодования, и наклонилась поближе к докеру.
— Ну, ладно, Бог с ним. А если попробовать отправиться за ним в Сан-Франциско? Ведь я должен передать ему документы. Есть сейчас в порту какой-нибудь корабль?
— «Калифорния Лэйди». Корабль разгружался почти целый день. Он не выйдет в море еще два-три дня.
Пирс открыл было рот, как будто хотел что-то сказать, но вместо этого осушил залпом свою кружку. Затем со стуком поставил ее на стол и вытер рот рукавом пиджака, совершенно забыв о своих изысканных манерах. Он взглянул на Джорджи.
— Пей быстрее. У нас с тобой есть дело, не терпящее отлагательств.
Не успела Джорджи поставить глиняную чашку на прилавок, сделав всего лишь глоток горячего кофе, как Пирс ухватил ее за шиворот и потащил к двери. Когда они вышли на улицу, он резко остановился и оглянулся.
— Где тут ближайшая гостиница?
Джорджи вырвалась. Она была сыта по горло издевательствами Пирса и не собиралась их больше терпеть.
— Убери свои поганые ручищи!
В конце концов не только у него были причины для расстройства.
Пирс картинно поднял руки вверх.
— Превосходно! — Это слово прозвучало, как револьверный выстрел. — Так куда же идти?
— Вон туда, вниз, — сказала Джорджи, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более ядовито, — вниз по пристани, а потом взобраться вон на ту горку, — она показала пальцем на запад и перевела дыхание, пытаясь сама себя успокоить, — если мы снимем комнаты на третьем этаже, то, когда поднимется туман, нам будет видна вся гавань.
Пирс просто несся по пристани на своих длинных ножищах. Джорджи совсем выбилась из сил, стараясь угнаться за ним.
— Комнаты?! — прогремел Пирс. — Если только у тебя есть деньги, те самые, которые зарабатывает твой папаша. Я сниму только одну комнату с одной кроватью. Для себя. А ты можешь поспать и на полу.
Джорджи и впрямь начинала его ненавидеть.
— Но вы же снимали для меня отдельную комнату две прошлые недели. И потом, вы ведь сами говорили, что ночью от меня много шума.
— Ну, значит мне придется привыкнуть еще и к этому, — он помолчал немного, и на мгновение суровое выражение на его лице смягчилось. — Потому что, при всем моем желании, я не могу тебя бросить, как это сделал твой отец.
Жалость Пирса расстроила Джорджи еще больше, чем его обычная надменность. Все, что сделал ее отец, теперь казалось еще более позорным.
Подойдя к дороге, которая шла в противоположном от реки направлении, Пирс остановился.
— Сюда?
В ушах у Джорджи все еще звучало слово «бросить», и у нее не было сил ответить. Она проскочила мимо Пирса и побежала в гору, туда, где виднелись дома и магазины маленького поселения. Хотя до сумерек оставалось еще два часа, в окнах домов, стоящих по обе стороны дороги, горели лампы, образуя пятна света в густой туманной мгле. Вид селения должен был бы утешить Джорджи, но на душе у нее было по-прежнему скверно. Она не знала, будет ли ей когда-нибудь снова хорошо и спокойно после только что услышанной плохой новости, которая прибавила горя к ее и без того безрадостной жизни. В то время, как ей приходилось выслушивать попреки Пирса за каждый съеденный кусочек, отец покупал выпивку для всего проклятого салуна, как будто у него больше не было никаких забот.
Подойдя к гостинице, Джорджи еще раз огляделась. С тех пор, как она останавливалась здесь несколько месяцев назад, очень многое переменилось. Вместо простого белого здания она увидела совершенно новый фасад с золочеными колоннами и резной работой по дереву. Джорджи взбежала по широким ступеням крыльца и оказалась у двери из освинцованного стекла. В холле сияла люстра, в которой было не менее ста свечей. Несомненно, Орегон шел в ногу с цивилизацией.
Пирс взялся за дверную ручку, но внезапно остановился. Он осмотрел Джорджи с ног до головы своими непроницаемыми глазами.
— Я вполне допускаю, что у тебя нет с собой более приличной одежды, — сказал он своим обычным тоном человека, которому известно все на свете, — но я недвусмысленно тебе намекаю, что в этой прекрасной гостинице ты не сядешь за стол в своей омерзительной шляпе.
— Что? — Джорджи уцепилась за поля шляпы и натянула ее еще глубже на голову.
— Ты слышал, что я сказал. Или ты снимешь шляпу, или не сядешь за стол. Никогда.
— Но я…
— Никаких «но». Если бы я не знал твою сестру, то решил бы, что тебя никто не учил, как надо себя вести.
— Я могу посидеть и за другим столом. Меня это ничуть не опечалит. Не вижу ничего привлекательного в компании карточного игрока, вроде вас.
Лицо Пирса еще больше окаменело, хотя, казалось, это уже невозможно. Он сжал губы, и Джорджи знала, что он просто сдерживает себя, готовя достойный ответ. По крайней мере, сейчас он не захочет есть с ней вместе.
— А каким образом ты собираешься оплатить свой счет? — ехидно спросил Пирс.
— Вы можете дать мне деньги заранее.
— Ну, разумеется, — негодующе фыркнул Пирс, — но шляпа должна быть снята.
Джорджи знала, что неизбежный момент настал. Пирс оставил ее одну в гостинице, чтобы привести себя в порядок к ужину. То есть, для нее ужин будет лишь в том случае, если она снимет шляпу, как и подобает маленькому джентльмену. И тогда станут видны ее волосы … прекрасные густые волосы. Если бы речь шла только об одном ужине, Джорджи могла бы и поголодать. Но Пирс был неумолим. Либо снять за столом шляпу, либо ходить голодной. Все время.
Сняв шляпу, Джорджи повесила ее на крючок и несколько раз проверила задвижку на двери. Она заботливо расплела свои светло-каштановые косы и распустила их по плечам. Волосы доходили почти до талии. Пройдет несколько лет, прежде чем они отрастут вновь. Джорджи вздохнула и вспомнила, как отец всегда любовался ее волосами, особенно после смерти мамы.
Казалось, и Пирс был совершенно ими очарован. Джорджи помнила, с каким восторгом он перебирал ее распущенные волосы прошлой ночью. Отбросив от себя эти мысли, она набралась решимости:
— Эта дрянная крыса заслужила, чтобы никогда больше не увидеть волосы своей прекрасной Лак.
Джорджи вытащила из своего мешка ножницы и подошла к овальному зеркалу, висевшему над комодом с мраморным покрытием… она посмотрела на себя в зеркало. Волосы принадлежали ей, а не Пирсу.
Джорджи чувствовала, что мужество ее покидает. Затаив дыхание она несколько раз щелкнула ножницами, слушая звон металла и внушая себе, что у нее хватит сил выполнить задуманное. Это был единственный выход и самый безопасный. Нельзя же все время спать в шляпе, а тем более за неделю, что ей придется провести в открытом океане, шляпу хотя бы раз наверняка сорвет ветром.
Джорджи ухватила прядь густых волос и, не обращая внимания на трясущиеся руки, стала отрезать волосы, которые никак не хотели поддаваться тупым ножницам. Наконец, часть волос была отрезана, и Джорджи отшвырнула их на кровать. Затем она стала безжалостно стричь волосы с другой стороны.
Когда она медленно перевела взгляд на зеркало, то почувствовала себя так, как будто бы ее подло обокрали.
От былой красоты ничего не осталось. На голове царил полнейший беспорядок. Из глаз девушки полились слезы жалости к себе самой, и она стала подравнивать то, что осталось от ее прекрасных, струящихся по плечам волос. Джорджи прилагала титанические усилия, чтобы придать своей голове мало-мальски приличный вид, слезы катились градом, волоски прилипали к лицу, и оно сильно зудело. Даже, если бы Джорджи пришлось все время прятать волосы, она могла бы утешаться мыслью, что они всегда при ней, и в нужную минуту их можно продемонстрировать, как это было Четвертого Июня. А теперь пройдет много лет, прежде чем она станет снова хорошенькой.
Джорджи положила ножницы на комод и вытерла залитое слезами лицо. Теперь можно было как следует рассмотреть себя в зеркале. Глаза под густой челкой, казалось, стали еще больше. Джорджи решила, что напоминает глупенького сказочного эльфа в шляпе с бубенчиками, расклешенной блузе и штанишках в обтяжку. При виде такого комичного зрелища ее губы невольно сложились в улыбку. Меланхолическое настроение стало потихоньку проходить.
