— Вы не расскажете мне, что случилось вчера? Отчего вы бросились прятаться от лорда Николаса?
Джейн была не из тех, кто ходит вокруг да около. Изабель окунула кисть в ведро с кровельной мастикой и спокойно сказала:
— Ничего не случилось.
— Совсем ничего?
«Ничего, о чем мне хотелось бы вспоминать».
— Абсолютно. Он согласился описать и оценить мою коллекцию. Я подумала, что могу поручить ему это дело. Если все пойдет хорошо, Минерва-Хаус обретет новое здание уже через месяц. — Она старалась, чтобы ее голос звучал бодро. Уверенно.
Джейн помолчала, укладывая еще несколько черепичин в полном молчании, и снова обернулась к Изабель.
— Вы заботитесь о нас уже долгое время. Вы превратили Минерва-Хаус в легенду для девушек по всему Лондону. Те, что приходят к нам сейчас… с трудом верят в наше существование. И все это благодаря вам. — Изабель перестала промазывать черепичины и встретила спокойный взгляд зеленых глаз Джейн. — Но вы не можете позволить обстоятельствам похоронить вас в этой глуши. Вы дочь графа.
— Графа, моральные устои которого под большим вопросом.
— Сестра нового графа в таком случае, — поправилась Джейн. — Вы можете выйти замуж. Жить жизнью, которая вам была предначертана с рождения.
Изабель тряхнула головой:
— Нет. Здесь та жизнь, которую я выбрала для себя. И никаким выгодным замужеством, никакими чаепитиями в кругу светских дам, никакими лондонскими сезонами не соблазнить меня сойти с выбранного пути. Ты только посмотри, чего мне удалось добиться. Посмотри, как я сумела помочь тебе и остальным.
— Но вы не должны жертвовать собой ради нас. Разве это не противоречит назначению Минерва-Хауса? Разве вы не учили нас, что наше счастье и наши жизни гораздо важнее тех жертв, которые мы приносили, прежде чем попасть сюда?
Слова Джейн были добрыми, намерения — искренними. Изабель задумчиво смотрела на свою «мисс дворецкий». Свежий ветер разрумянил щеки женщины, ее каштановые волосы выбились из-под шапки. Джейн была первой, кто пришел к Изабель. Молодая работница, чудом вырвавшаяся из рук избивавшего ее пьяного клиента, нашла в себе мужество покинуть Лондон и отправиться в Шотландию, где надеялась начать новую жизнь. Ей удалось добраться только до Йоркшира с горсточкой краденых монет, которых не хватило бы на жизнь, но было вполне достаточно, чтобы упечь ее в тюрьму до конца дней. Когда деньги кончились, она оказалась выброшенной — в буквальном смысле — на обочину дороги, не имея при себе ничего, кроме одежды. Изабель нашла ее в пустующем деннике в конюшне на следующий день после того, как последние слуги покинули поместье.
Изабель тогда едва исполнилось семнадцать. Она осталась одна в пустом доме с Джеймсом, пугливым ребенком трех лет, и умирающей матерью. Одного взгляда на Джейн, слишком слабую, чтобы бежать, слишком сломленную, чтобы бороться, хватило Изабель, чтобы понять, какое отчаяние и безысходность заставили эту девушку так рисковать — забраться в чужую конюшню, явно принадлежащую поместью.
И не только доброта побудила Изабель с радостью принять Джейн в дом — это была настоящая паника. Графиня медленно угасала, обезумев от горя и беспросветности. Слуги ушли. Джеймсу требовались забота и питание. А у Изабель не было ничего. Она предложила Джейн работу и приобрела самую преданную служанку. Самую верную подругу.
В течение нескольких недель Изабель приняла решение открыть двери Таунсенд-Парка и для других. Пусть она не смогла быть хорошей дочерью или хорошей женой, но она в состоянии позаботиться, чтобы у других женщин, оказавшихся в сложном положении, было место, где они могли бы достойно и благополучно жить. Несколько удачно отправленных писем привели к ней Гвен и Кейт, а после этого уже не было необходимости рекламировать свое местоположение. Девушки сами находили их. Таунсенд-Парк был переименован в Минерва-Хаус, и слава его приглушенным шепотом распространилась по всей Британии. Девушки, попавшие в беду, знали, что, если удастся добраться до его дверей, они окажутся в безопасности.
Судьба этих девушек стала для Изабель главной целью. Она хотела защитить этих несчастных, зачастую подвергавшихся жестокому обращению женщин, дать им шанс устроить свою жизнь.
Доказать, что она представляет собой нечто большее, чем видят в ней окружающие.
Чувствовать себя нужной.
Не все девушки остались с ними. За семь лет, прошедших с появления Джейн, они повидали десятки девушек, приходивших и уходивших под покровом ночи, не сумев отказаться от жизни, от которой бежали. Они уходили, чтобы устроить свою собственную жизнь. Изабель с радостью помогала им осуществить свои мечты. Это были швеи, трактирщицы и даже жена викария с севера.
Они были ярким доказательством того, что она не одинока. Что у нее есть цель в жизни. Что она представляет собой нечто большее, чем нежеланная дочь отъявленного мерзавца. Что она вовсе не эгоистичное дитя, как обвиняла ее когда-то мать.
В памяти ее всплыло прекрасное лицо лорда Николаса. То, как его великолепные зубы сверкают белизной на фоне опаленной солнцем кожи. Как уголки его полных мягких губ изгибаются вверх в самоуверенной многообещающей улыбке. Как взгляд голубых глаз так и подбивает рассказать ему все.
Этот мужчина и в самом деле очень опасен. Но недаром говорят: помяни черта, а он уже здесь. Внезапно за спиной Изабель раздался знакомый мужской голос:
— Мне следовало догадаться, что я найду вас на крыше.
У Изабель сердце подпрыгнуло до самого горла при этих словах. Глазами, полными ужаса, она посмотрела на Джейн, которая мгновенно опустила голову, как положено добропорядочной служанке, сосредоточившись полностью на своем занятии.
Нужно держать себя в руках, иначе их раскроют. Не имея другого выхода, Изабель обернулась к лорду Николасу, который как раз вылезал из чердачного окна.
«Кто разрешил ему подниматься сюда?»
Она молча наблюдала, как нога в огромном ботфорте неуверенно шагнула к ней, опасно опустившись на черепицу. Если мужчина не проявит осторожность, то еще больше повредит чертову крышу.
— Стойте!
Надо отдать ему должное, он остановился.
— Я… — Изабель взглянула на Джейн, которая покачала головой, ясно давая понять, что от нее нечего ждать помощи, и продолжила: — Я сейчас подойду к вам, милорд!
Поднявшись на ноги, она торопливо пересекла крышу со всей возможной осторожностью и подошла к нему.
— Милорд! Что привело вас на крышу? Вам что-то нужно?
— Нет, — протяжно произнес он, неимоверно растянув единственный слог, окидывая ее внимательным взглядом, нарочито разглядывая ее наряд.