– Вы не угадали, красавица, – сказал Дворянчик, вертя в руках переданный ему большой ключ. – Речь идет не об убийстве, а об удачном побеге. Мы – верные подданные короля Карла, седьмого по счету, будем рисковать своей жизнью, чтобы освободить его деверя и вырвать его из когтей Филиппа!
Мы выведем его из города дорогой, по которой вы сюда пришли. Конечно, его скоро схватят, и тогда нечаянный удар сделает спорным наследование Сицилийского королевства!
Быстрым движением он бросил ключ одному из двух мужчин, так же как и он, облаченному в монашеское платье.
– Ты понял, Жерхард? Бери его и действуй! Ты догонишь нас по дороге на Лангрес, ты знаешь где.
– Ясно, капитан! – с сильным германским акцентом ответил мужчина. – Трогаемся в путь! А ты, мой мальчик, – добавил он, похлопывая по плечу юношу, одетого в костюм Беранже, – постарайся как следует сыграть свою роль, а не то я тебя проучу шпагой.
Десяток мужчин отделились от толпы. Они были вооружены до зубов. Перед тем как выйти, они накинули рыцарские плащи принятых в Бургундии цветов, чтобы не привлекать внимания… Надеясь получить удар кинжала или шпаги, Катрин хотела броситься к ним, но несколько пар рук схватили ее и снова подвели к Роберту де Сарбрюку, небрежно облокотившемуся о край стола. Он снова взял гвоздику, затем мило улыбнулся Катрин, как будто встретил ее на празднике. Глаза Катрин, полные слез, ничего не видели.
– Я надеюсь, моя дорогая, что вы оцените мой изящный план: мои преданные слуги вырвали короля из темницы, но отвратительные бургундцы вновь захватили его и подло убили. Мы будем пожинать лавры. Вся ответственность за убийство ляжет на Филиппа Бургундского. И снова на несколько лет вспыхнет война между Францией и Бургундией. И мы наконец избавимся от зажившегося на этом свете старого короля.
– Который осмелился вас держать в тюрьме и держит там до сих пор вашего сына?
– Совершенно верно. Я люблю платить по долгам. Таков мой принцип. Амандина, чего ты ждешь? Я хотел бы увидеть окончание спектакля и дать возможность поучаствовать в нем моим людям перед дальней дорогой.
– Я жду лишь вашего приказа, монсеньор!
– Эй вы, разденьте ее!
Кто-то ножом отрезал завязки на платье. Катрин быстро раздели, не переставая при этом щипать и мять ее тело. Хохот и ругательства заглушили ее мольбы и крики. Она теперь была в самом центре ада, окруженная искаженными гнусными лицами разбойников, дерущихся за право дотронуться до нее первым.
Голос Дворянчика прекратил гвалт.
– Привяжите ее к столу, свора негодяев. И не деритесь, тут на всех хватит!
– Это невозможно! – возразил кто-то. – Нас слишком много. Она быстро сдохнет. Нас, солдат, должны пропустить первыми, мы торопимся…
Катрин связали руки за спиной, спутали ноги. По приказу Амандины ей вставили кляп и подтащили к краю стола. Не имея возможности кричать, она стонала, как раненое животное, моля всем сердцем, чтобы скорая смерть избавила ее от того, что сейчас произойдет.
Говорить она не могла, но могла слышать. Во внезапно возникшей тишине она услышала восхищенный возглас Дворянчика:
– Клянусь рогами ее мужа-дурака, до чего же хороша шлюха! Было бы обидно не попользоваться ею. Друзья, вы разрешите мне начать?
Все дружно загалдели, ободряя его непристойными восклицаниями. Дворянчик медленно подошел к раздетой неподвижной женщине. Веревки удерживали ее раздвинутые ноги, выставляя напоказ золотистый пушок и скрытую под ним долину… Руками, закованными в броню, он оперся о ее нежные плечи и грубым ударом, так что жертва застонала, вошел в нее…
Атака была болезненной, но короткой. Затем подошел следующий, и еще один, и еще. Запах гвоздики, исходивший от Дворянчика, сменился запахом оружейной смазки, пота и грязи его людей.
Измученная, растерянная, с бесчувственным телом, почти без сознания, Катрин уже не плакала. Задыхаясь под кляпом, разрывающим ей рот, она тихо стонала, все слабее и слабее. Ее тело, все ее существо было сплошной болью. После очередной грубой атаки она лишилась чувств.
Она была без сознания, когда Дворянчик с эскортом выехал с мельницы-пепелища, оставив ее бродягам, которым Амандина собиралась отдать истерзанное тело Катрин, чтобы завершить осквернение и разрушение совершенной красоты, которая и была основной причиной ненависти девицы Ла Верн. Собственный стон и ощущение холода вывели Катрин из обморочного состояния. Она не поверила, что достигла наконец леденящего мрака смерти. Безумная жажда раздирала ей горло. Живот горел, так же как и ступни, запястья: пытаясь вырваться, она содрала нежную кожу. Вокруг нее все было реально. Она еще не достигла глубин ада.
С трудом она приоткрыла распухшие от слез веки, увидела черное небо и чью-то плотную тень. Понемногу сознание возвращалось к ней. Она лежала прямо на земле на ткани, царапающей кожу.
Вне всякого сомнения, она была еще жива. Она не могла поверить, что все эти негодяи прошли через нее…
Она вдруг вспомнила о том, что ей еще предстояло пережить. Она будет похоронена вместе с разлагающимся трупом. Должно быть, где-то ей уже роют могилу. Она слышала странные звуки, потрескивания, безумные восклицания. Больше всего она хотела бы избавиться от своего тела, которое приносило столько боли. Она закрыла глаза, чтобы не видеть, как к ней подойдет светящаяся радостью Амандина…
Чья-то рука приподняла ее голову. Губами она почувствовала жесткий и холодный край миски.
– Пока она не очнется, ты не сможешь напоить ее, – тревожно прошептал знакомый голос Беранже. – Я боюсь, не умерла ли она…
– Замолчи, лучше растирай ей ступни, они ледяные.
Не смея в это поверить, она снова открыла глаза, узнала склоненное над ней лицо Готье.
Это он, поддерживая за голову, пытался напоить ее, в то время как Беранже отогревал своими горячими руками ее ноги. Инстинктивно, подталкиваемая непреодолимым стремлением к жизни, которая больше не была адом, она отпила глоток воды. Вода была невкусной, но утолила жажду.
– Она пьет! – восторженно заявил Готье. – Она приходит в себя. Слава Господу Богу!
– Я думаю, мы подоспели вовремя, – совсем рядом ответил знакомый мужской голос, – все эти дьяволы хотели ее! Они бы разорвали ее, как волки!
– Мы никогда не рассчитаемся с вами! – продолжал Готье. – Если бы не вы, мы до сих пор сидели бы в этой вонючей дыре, а наша несчастная госпожа погибла бы. Я хочу надеяться, что они не причинили ей неизлечимого зла. Она словно мертвая.
– Женщины очень живучи! Я знаю не одну, пережившую подобное и потом поправившуюся. О! Вот и мельница пылает. Это должно ее согреть.
Поверх миски, из которой Катрин теперь с жадностью пила, она увидела красное зарево. Оттуда раздавались крики и стоны, смешивающиеся с непонятным для нее шумом, заглушавшим плеск лопастей.
