Топор палача не замедлил опуститься.
— Судоверфь Пакстона будет вашей, и все будет вашим. Все, что от вас требуется, — жениться на Джинни.
Алек моментально выпрямился и застыл.
— Она красивая девочка… нет, уже женщина. Правда, не очень-то она знает, что это такое — быть женщиной, не обращает внимания на всякие финтифлюшки и наряды, но зато добра, жизнерадостна и умна.
Барон Шерард упорно молчал. Но Джеймс настойчиво шел вперед:
— Вы барон, милорд, и должны иметь наследника. Джинни может подарить вам столько детей, сколько пожелаете.
— Что заставило вас предположить, будто у меня нет наследника?
Джеймс испуганно вскинул глаза:
— Прошу прощения, милорд, мне так показалось.
— Это правда, — вздохнул Алек, — у меня нет наследника. И предполагаю, в будущем должен зачать ребенка мужского пола, чтобы передать титул. Но поверьте, сэр, я не собирался скоро жениться. Я любил первую жену, но… — Алек отрицательно покачал головой. — Нет, не желаю я обременять себя женой. Уверен, что мисс Пакстон действительно обладает всеми чертами характера, о которых вы упомянули. Но она не знает меня и, осмелюсь сказать, относится ко мне с крайней неприязнью.
— Тут, сэр, вы совершенно правы.
Алек обернулся и увидел Джинни, стоявшую на пороге, надменную и негодующую, словно викарий, случайно попавший на оргию.
— Джинни! — воскликнул Алек, поднимаясь с кресла. Но девушка, не обращая внимания на гостя, почти закричала на отца:
— Как ты посмел! Хочешь купить этого человека для меня? Он получает верфь, а я мужа? Не могу поверить, что ты способен на подобное! Мой собственный отец! Ты ведь даже не знаком с ним близко! Я хочу верфь, отец, она моя по праву, не его! Он развратный, распутный, самодовольный хлыщ! Неужели хоть один порядочный американец выглядит, как он?
— Он самый красивый мужчина, когда-либо виденный мной в жизни, — откровенно объявил Джеймс Пакстон, удивляясь столь несвойственному Джинни взрыву. — Не виноват же он в том, что родился англичанином!
«Странно, — подумал Алек, — они стоят тут и переговариваются, словно меня вообще нет в комнате».
— Мне безразлично, будь он хоть русским! Он мне не нужен! Не желаю я никакого мужа! Никогда!
И с этим последним сокрушающим залпом Джинни подняла юбки и вылетела из комнаты, едва не испортив впечатления от столь драматического ухода тем, что, привыкнув к мужским брюкам, наступила на собственный подол и, споткнувшись, едва не ударилась головой о стоявший у стены столик, но в последний момент сумела удержаться и всего-навсего сбила вазу, рухнувшую на пол с непристойно громким шумом. Джинни стояла словно приросшая к месту, глядя на лужу, медленно растекавшуюся у подножия лестницы, и на цветы, разбросанные по полу. В дверном проеме мгновенно появился Алек.
— С вами все в порядке?
— Да, конечно.
Джинни опустилась на колени и начала подбирать гвоздики и розы.
— Вы останетесь на ужин? — не поднимая глаз, спросила она.
— Приглашение все еще остается в силе?
— Это дом моего отца, а он, очевидно, поступает так, как ему угодно. Мне нет дела, как вы оба собираетесь поступать.
Она резко вскочила, уронив уже собранные цветы, и направилась к выходу.
— Куда это вы собрались, черт возьми?
Девушка остановилась как вкопанная. Он сказал правду. Куда деваться после невыносимого позора и унижения, которые будут неотступно преследовать ее днем и ночью?
Джинни, обернувшись, неожиданно улыбнулась Алеку:
— Иду на кухню, присмотреть за вашим ужином, милорд. Возможно, даже сама приготовлю жаркое и похлопочу над десертом. На что еще годится хорошая хозяйка?
— Объяснить? Видимо, я недостаточно вас просветил? Глаза девушки яростно вспыхнули.
— Идите к дьяволу!
Алек немного понаблюдал, как она борется с желанием огреть его чем-нибудь по голове, как, совладав с собой, отвернулась и направилась к кухне, и, дождавшись, пока дверь с грохотом захлопнулась, решил, что Джинни выглядит очень мило в платье, пусть даже старом и коротком.
— Папа?
Алек прошел через смежную дверь и приблизился к койке дочери:
— Ты проснулась, хрюшка? А мне показалось, что я слышал громкий храп, всего несколько минут назад.
Холли хихикнула, потерла глазки кулачками и свернулась клубочком.
Алек старался удержаться на ногах. Хотя баркентина надежно пришвартована во внутренней гавани, шторм все-таки был достаточно сильным, чтобы раскачивать судно. Алек сел рядом с дочерью и взял ее за руку. Такая маленькая, но ловкая и идеальной формы, подумал он, глядя на прямые тонкие пальчики, покрытые мозолями.
— Холли, не хочешь ли ты для разнообразия немного пожить в доме? Настоящем доме, который не шатается у тебя под ногами?
— Зачем? — недоуменно спросила девочка.
— Интересно, почему это маленькие девочки вечно допрашивают своих отцов? Ну хорошо, скажу. Думаю, мы пока останемся в Балтиморе, и все это время жить на корабле попросту глупо. Завтра мы начнем искать подходящий дом.
— Ты позволишь мне выбрать его?
— Настолько моя слепая любовь не простирается, хрюшка. Попытаюсь найти что-нибудь поближе к воде. И по правде говоря, это может занять немало времени. Но так или иначе завтра мы перебираемся на сушу.
— Хорошо. Миссис Суиндел и вправду мечтает оказаться на terra firma.
— Что?
— Это по-латыни «суша». Миссис Суиндел всегда говорит об этом с доктором Прюиттом.
— Ах да, спасибо.
— Ты сегодня был с дамой?
— Если можно так выразиться. Собственно говоря, леди была так зла на меня, что почти не раскрывала рта. Однако ее отец оказался крайне гостеприимным хозяином.
— Как ее зовут?
— Джинни. Она управляет судоверфью своего отца.
— А почему она так взбесилась?
— Наверное, потому, что я довел ее до этого. Дразнил, вывел из себя, провоцировал… причем не один, а много раз.
— Она хорошенькая?
— Хорошенькая, — повторил Алек, нахмурившись при виде крохотных панталон Холли, повешенных на спинку стула. Нужно не забыть купить малышке платьица и настоящую одежду, приличествующую девочке ее возраста и положения, особенно если они собираются пока поселиться в Балтиморе.
Покачав головой, он вернулся к реальности и вспомнил, о чем спрашивала девочка:
— Хорошенькая, я сказал бы, хотя сама себя таковой не считает. Одевается как мужчина и…
— Вроде меня?
— Не совсем, Холли. Она не желает ничего слышать о мужчинах. И не собирается выходить замуж.
— Ты ей не нравишься?!
Подобная нелюбовь настолько явно не имела ни оснований, ни смысла для самой горячей поклонницы Алека, что он улыбнулся.
