Венеция пожала плечами:
— Честно говоря, нет. Я начинаю анализировать игру актеров, вспоминаю реплики и повороты сюжета. Для меня театр — это всегда работа, вне зависимости от того, нахожусь ли я на сцене или сижу в ложе.
— Так зачем же вы идете в театр нынче вечером?
Она посмотрела на его залитые лунным светом прекрасное лицо и волосы:
— Вы в самом деле хотите знать?
— Я мог бы попробовать угадать, но в свете нашего недавнего соглашения решил спросить.
— Что ж, хорошо. — Посмотрев прямо ему в глаза, она призналась: — Я приняла приглашение, чтобы провести вечер в вашем обществе. А зачем вы меня пригласили?
— Хотел побыть рядом с вами, Венеция.
Он не лгал. Он не вышел бы из этой игры, даже не будь в ней замешан Ротерхем. Ему действительно нравилось ее общество, невзирая на то, сколь многое она от него скрывала. И он ее не винил, потому что поступал так же, утаивая ужасные секреты, о которых она не могла даже помыслить.
Венеция улыбнулась.
— Нам не нужно идти в театр, чтобы побыть вместе, — сказал он.
— Но вы ведь приобрели билеты. Если мы не появимся, наши места будут пустовать, что негативно скажется на актерах.
Линвуд постучал тростью в потолок экипажа, призывая кучера остановиться, и вышел. К нему тут же устремилась парочка оборванных потаскух. Он вручил им билеты и дал денег больше, чем они сумели бы заработать за неделю, затем сел обратно в экипаж.
Венеция наблюдала за ним со странным выражением лица.
— Вы меня удивляете.
— Вам это не нравится?
— Это был великодушный жест.
Линвуд вспомнил, что Рейзби говорил ему об отношении Венеции Фокс к проституции.
— Пусть у них хоть сегодня появится возможность окунуться совсем в другой мир.
— Боюсь, что они продадут билеты и прокутят все деньги, — с печалью в голосе ответила Венеция.
— По крайней мере, у них есть выбор. В любом случае места пустовать не будут.
Она молча всматривалась в его лицо, наполовину скрытое тенью, наполовину освещенное светом луны.
— Куда же мы теперь отправимся?
— Куда пожелаете. Выбор за вами. Где вам больше всего хочется оказаться в эту ясную звездную ночь?
Венеция улыбнулась. Он и не догадывается, как тронуло ее это описание. Сознание заполонили воспоминания о прошлом, счастливые и печальные одновременно, и она задумалась, осмелится ли поделиться с ним. Требуется недюжинная смелость, чтобы играть в кости с самим дьяволом.
— Боюсь, вы будете разочарованы.
— С вами, Венеция, это просто невозможно.
— Что ж, хорошо. — Она немного помолчала, затем объявила: — Мне хотелось бы оказаться в оранжерее у себя в саду.
Если Линвуд и удивился, то виду не подал.
— Туда мы и отправимся.
— Давайте пешком, чтобы избежать затора, — предложила она.
Он взял ее за руку.
— В таком случае, мисс Фокс, позвольте сопровождать вас в вашу оранжерею пешком.
— С удовольствием, лорд Линвуд.
Они искренне улыбнулись друг другу, что, казалось, связало их воедино. Затем Линвуд вышел, чтобы отдать распоряжения кучеру.
Он не стал опускать ступени и, подхватив Венецию, поставил ее на землю, прижав к себе на мгновение, чтобы дать ей возможность ощутить его крепкое, мускулистое тело и осознать, что она находится рядом с мужчиной. От его запаха кровь взыграла у нее в жилах, она отступила от него с большой неохотой, приняв предложенную им руку и положив пальцы на сгиб его локтя. Точно достопочтенная пара, они зашагали по запруженной экипажами улице прочь от театра и царящей вокруг него суеты.
По дороге они почти не разговаривали, но оба по-прежнему осознавали, что участвуют в странной дуэли, хотя и испытывают к противнику влечение. То был восторг от прогулки по краю пропасти, грозившей необходимостью раскрыть правду о себе, которой никто не знает, и услышать аналогичное признание от противника. Они играли в интимность и страсть, доверие и предательство. Ее и его разоблачение.
Ощущая под своими пальцами твердую руку Линвуда, Венеция крепче сжала ее, будто пыталась защититься от холода.
До ее дома они дошли довольно быстро. Увидев хозяйку, Альберт изумился, удивление возросло, стоило ему заметить Линвуда, возникшего из тени.
— Прошу вас, входите, лорд Линвуд, — пригласила она, осознавая, что мужчина впервые переступает порог ее дома.
Альберт хотел было взять у нее плащ, но она покачала головой:
— Благодарю вас, Альберт. Мы с лордом Линвудом будем в оранжерее.
Дворецкий смерил Линвуда взглядом.
— Хорошо, мадам.
И не произнес больше ни слова, но она догадалась, о чем думает он и что подумают остальные слуги. Но ничье мнение не в состоянии было остановить ее. Сердце билось быстрее обыкновенного, щеки тронул легкий румянец.
Не говоря ни слова, Линвуд проследовал за Венецией через кухню к двери черного хода. Альберт зажег фонарь и передал его ей.
— Вам еще что-нибудь нужно, мадам?
— Нет, благодарю вас, это все.
Она сняла с деревянного крюка у двери тяжелый металлический ключ, привычным жестом сжав его в кулаке.
Линвуд придержал для нее дверь, Она вышла в сад, как делала это множество раз. Только на этот раз все было по-другому.
Луна светила столь ярко, что фонарь был ни к чему, но Венеция все же несла его перед собой, следуя по дорожке, по которой могла бы пройти даже с завязанными глазами. Это была узкая тропинка, по обеим сторонам которой вился кустарник и были разбиты клумбы, цветы на них увяли с наступлением осени. Линвуд бесшумно ступал позади ее, она отчетливо ощущала его присутствие, хотя они не касались друг друга. Ее чувства обострились до предела.
Оранжерея, которую нельзя было увидеть ни из дома, ни с улицы, находилась в центре сада, темная, молчаливая, манящая. Ключ без труда повернулся в замке, дверь открылась. Лунный свет устремился внутрь, отражаясь от стеклянных стен.
Венеция замешкалась на пороге. В ветвях деревьев, похожих на скрюченные пальцы ведьмы, шелестел ветер, в душу ей закралось сомнение. Возможно, она совершает ошибку, приглашая врага в свою крепость, в самое сердце.
«Линвуд, — казалось, пел ветер. — Линвуд».
Повернувшись, она стала всматриваться в его красивое лицо, осознавая, как сильно рискует, приведя его сюда и оставаясь с ним наедине. Играет в кости с самим дьяволом. Взяв его за руку, она перешагнула порог оранжереи.
Венеция поставила фонарь на старую дубовую скамью. Вопреки ожиданиям Линвуда, в оранжерее не было ни цветочных горшков, ни садовых совков, ни иных инструментов, только скамья, печурка и широкая кожаная кушетка, которая лучше смотрелась бы в светской гостиной.
