Отец Мэттью закричал:
– Пропустите! Эй, дайте пройти! – и решительно двинулся сквозь толпу, уводя Элизабет с пути соглядатаев Гарнеша.
Элизабет вцепилась в плащ священника и двигалась за ним, кашляя и хватая ртом раскаленный воздух. Она, как умела, изображала приступ удушья.
Через некоторое время они выбрались из самой гущи толпы на относительно безлюдное место. Элизабет едва держалась на ногах. Слишком много событий обрушилось на нее сразу.
– Мне кажется, сейчас уже нет непосредственной угрозы, – заметил священник. – Однако, я думаю, самое лучшее для тебя сейчас – немедленно вернуться в укрытие на чердаке.
– Мне необходимо увидеть Мэри! Пережить такой ужас… и она так ранима!
Элизабет оглянулась вокруг. Они остановились на перекрестке. Отсюда вело много дорог в разные стороны. Мэри нигде не было видно, хотя они все еще находились в английском лагере.
– Я отыщу ее, – попробовал успокоить ее священник. – Я заметил направление, в котором она пошла. Иди назад в деревню, я сам приведу ее.
– Но…
– Сейчас, дитя мое, не время для споров. По крайней мере десяток английских ищеек высматривают тебя по всему лагерю. В деревне ты будешь в безопасности. Им не придет в голову искать тебя среди французских крестьян. – Отец Мэттью внимательно огляделся по сторонам и облегченно вздохнул. – Иди скорей! А я обещаю привести твою сестру!
«Жаль, что я на самом деле не мужчина», – сетовала Элизабет, с трудом прокладывая себе дорогу в царившем вокруг столпотворении.
Она пробиралась из лагеря в ту сторону, где за полями скрывалась деревня. Идя по проходам между шатрами, она не глядела по сторонам, опасаясь быть узнанной. Элизабет понимала, что ей надо срочно бежать в Италию. Но еще предстоит убедить отца Мэттью, что это ее личное дело и что она сможет справиться со всем сама.
Перед тем, как устремиться к месту пожара, они как раз говорили о том, что он не отпустит ее одну. Отец Мэттью беспокоился о дальней дороге и о том, что ей в одиночку не справиться с трудностями. Элизабет знала, что, даже если ей удастся убедить его в том, что она в состоянии преодолеть опасности по дороге в Италию, он будет настаивать на провожатых. Священник считает, что ей необходимы надежные попутчики и еще, обязательно, женщина-компаньонка.
Но Элизабет не хотела подвергать опасности дополнительно чьи-либо жизни. И она, да и отец Мэттью отлично понимали, что найти доверенную женщину-компаньонку, которая бы согласилась сейчас же немедленно поехать с ней в Италию, практически немыслимо. И Элизабет догадывалась, хотя он ни словом не обмолвился об этом, что он сам собирается сопровождать ее в трудном и опасном путешествии. Это было написано у него на лице. На самом деле, догадывалась Элизабет, священнику больше всего хочется обеспечить ее укрытием, поместить ее в какое-нибудь надежное место, может быть, в удаленный монастырь во Франции.
Но Элизабет считала, что это не решение проблемы. Она не может прятаться всю оставшуюся жизнь, позволяя другим заботиться о себе. Она не может сидеть и молча наблюдать, как мир вращается где-то там сам по себе, а она, Элизабет, в этом не участвует.
Девчушка, спешившая навстречу по дороге, пробормотала приветствие. Элизабет и не обратила бы на нее внимания, но что-то в невинном детском личике, какие-то черты, вдруг напомнили ей Анну. Интересно, как пережила их младшая сестренка весь этот хаос? Мэри удалось избежать лап Питера Гарнеша. И слава богу! Будет ли он преследовать самую младшую из сестер? Неужели он такой негодяй, что у него хватит подлости обратить свою месть на невинное создание?
Хотя, с другой стороны, их Анни отличалась с младых ногтей отменным умом и хитростью. Уже сейчас она умела использовать подворачивающиеся ей возможности на пользу себе самой. Элизабет знала, что девочка пристроена ко двору английской королевы. Да, с ней все будет в порядке, к тому же она в фаворе у отца. Нет, за Анни нечего беспокоиться. Вот Мэри – это совсем другая история. Что-то будет с ней дальше?
Оглядываясь по сторонам, она заметила его первой.
Эмрис окинул взглядом толпу. Неожиданно взгляд его встретился со взглядом какого-то юнца в низко надвинутой шляпе. Бог мой! Эти черные глаза могли принадлежать только ей.
Элизабет бросилась в спешке в спасительную тень, но шотландец не собирался так легко сдаваться. Он одним прыжком оказался на той стороне улицы и успел увидеть удаляющуюся фигуру в плаще и шляпе с большими полями. Элизабет как раз сворачивала за угол. Он убыстрил шаги. Догнать ее ему ничего не стоило.
Завернув за угол, Эмрис увидел, как она мчится вперед, время от времени испуганно оглядываясь. Однако он был уже рядом. Еще один шаг, и он схватил беглянку за руку. Элизабет попыталась вырваться, но не тут-то было. Он вовсе не собирался дать ей убежать еще раз.
Эмрис потянул Элизабет за собой в укромный уголок между шатрами.
– Отпустите меня! – Элизабет опять попыталась вырваться, но он не ослабил хватку.
– Не-ет! Во всяком случае, не раньше, чем я получу некоторые объяснения. Во-первых, от кого вы прячетесь и от кого убегаете сломя голову?
– Это вас не касается! – Элизабет подняла на него глаза.
Он не отрываясь смотрел на эту проклятую отметину. Взгляд его, казалось, способен прожечь кожу. Сочувствие и гнев попеременно отразились на его красивом лице.
– Кто это сделал?!
Эмрис еще крепче вцепился в ее плечо. Элизабет слышала искреннее сострадание в его голосе. Она отвернулась от него, чтобы скрыть уродливый рубец.
– Не имеет значения. Отпустите меня.
– Нет.
Эмрис неожиданно выпустил ее руку и, мягко развернув девушку лицом к себе, погладил ее по щеке… Их взгляды встретились. Он вдруг почувствовал, что она дрожит.
– Господи, да вы дрожите! Вы так напуганы?
Элизабет отрицательно покачала головой, пытаясь скрыть свой страх, но глаза, полные слез, говорили сами за себя.
– Если бы я знал, кто это сделал… Я понимаю, вы испуганы. Но не бойтесь, скажите мне только кто. Позвольте мне вам помочь, Элизабет! Я могу взять вас под свою защиту!
Какой он добрый! Под его защиту… Слова доходили до нее сквозь пелену эмоций, которые пробуждали в ней его ласкающие прикосновения. Элизабет неожиданно стало жарко. Сердце сладко замерло, а потом учащенно забилось.
Нет-нет-нет. Ей надо сохранять ясность разума. Что есть такое в этом человеке, что в его присутствии все остальное отходит на задний план? Все безумные страхи и треволнения нынешнего дня, даже мысль о том, что за ней гонятся, что ее жизнь в опасности – все на мгновение как бы исчезло, отступило.
– У меня теперь будет шрам на всю жизнь, – почему-то жалобно пробормотала она.
