Радопис боялась, как бы он превратно не понял ее озабоченность и колебания, и искренне ответила:
— Мой повелитель, я желаю тебя не меньше самой жизни. Но истина гораздо красивее этого. Истина заключается в том, что я никогда по-настоящему не любила жизнь до того, как полюбила тебя. Вся ценность жизни для меня сейчас заключается в том, что я ощущаю твою любовь, и все мои чувства радуются, когда ты рядом. Разве влюбленным не свойственно подсознательно говорить правду? Повелитель, спроси у сердца Радопис, и в ответ ты услышишь то же самое, что только что произнесли мои уста. Однако я смущена и вынуждена спросить: почему я должна навеки закрыть двери своего дворца? Мой господин, этот дворец все равно что я сама, и ты должен любить его точно так же, как любишь меня. Здесь нет ни единой частички, которой я не коснулась. Во дворце остались мое изображение, имя и моя статуя. Как же мне покинуть дворец, раз сюда нагрянул коршун, улетевший к тебе с вестью о бессмертной любви? Как же мне оставить его, раз здесь в моем сердце впервые пробудилась искра любви? Мой повелитель, как мне покинуть его после того, как ты сам нанес мне здесь визит? Любое обиталище, куда ступила твоя нога, достойно принадлежать тебе одному наравне с моим сердцем, и его двери не должны никогда закрываться.
Фараон слушал ее, его чувства обострились, сердце, охваченное безудержной радостью, пылало. Его душа согласно внимала каждому ее слову. Он погладил черные как смоль волосы Радопис, заключил ее в свои объятия и запечатлел на ее губах поцелуй, несший сладкий нектар.
— Радопис, — сказал фараон, — о любовь, слившаяся с моей душой, двери этого дворца не закроются, его покои не погрузятся во тьму. Он станет, как и мы, колыбелью любви, раем влюбленных, буйно расцветающим садом, где восходят семена воспоминаний. Я сделаю из него памятник любви, покрою его пол и стены чистым золотом.
Лицо Радопис сияло от счастья, когда она доверительно сообщила ему:
— Да сбудется твоя воля, мой повелитель. Клянусь тебе своей любовью, что завтра я отправлюсь в храм Сотис и омою свое тело священным елеем, дабы очистить его от скверны прошлого. Я войду в это святилище с новым чистым сердцем, словно цветок, пробивающийся через оболочку и обращающий лепестки к лучам солнца.
Фараон прижал руку Радопис к своему сердцу и заглянул в ее глаза.
— Радопис, сегодня я счастлив, — сказал он, — я заявляю перед вселенной и богами о своем счастье. Вот какой я желаю видеть свою жизнь. Посмотри на меня. Твои черные глаза для меня прелестнее света всего мира.
В ту ночь остров Биге спал, а любовь впервые обрела приют в его белом дворце и не погасла до тех пор, пока кромешная ночь не отступила перед подернутой дымкой синевой рассвета.
Уже настало позднее утро, когда Радопис проснулась. Стояла духота, ослепительные лучи солнца озаряли и раскаляли все кругом. Ее тонкая ночная рубашка облегала гибкое тело, волосы беспорядочно рассыпались, волнами ниспадая на грудь и на подушку. Благословенно пробуждение ото сна, воскрешающее в сердце прекрасные воспоминания. Ее сердце превратилось в луг, где царило веселье, в воздухе вокруг нее витал запах цветов, весь мир улыбался от счастья и радости. Нутром Радопис чувствовала себя так, будто помолодела, и перед ней открылся лучезарный новый мир, будто она родилась заново.
Радопис повернулась на бок и взглянула на подушку: вмятина на том месте, где лежала его голова, была отчетливо видна. Она смотрела на нее с любовью и состраданием. Радопис приблизилась к ней, поцеловала ее и счастливо пробормотала: «Как все красиво и как я счастлива!»
Радопис села, затем покинула ложе — она так поступала каждое утро: бодро, весело, словно знаменитый острослов, чья душа раскрывается от хорошего настроения. Она искупалась в холодной воде, надушилась, затем облачилась в одежды, пропитанные благовониями, и подошла к обеденному столу, где отведала завтрак из яиц, лепешек, чашки свежего молока и кружки пива.
Радопис взошла на свою ладью, собираясь отплыть в Абу. Прибыв туда, она направилась в храм Сотис, вошла через огромный портал с робостью в сердце и большими надеждами в душе. Она ходила по огромному строению, впитывая благословение его стен и колонн, украшенных Священным Писанием. Радопис опустила щедрые пожертвования в жертвенник, затем отправилась в приемную верховной жрицы и просила омыть ее тело священным елеем, дабы избавиться от позорных пятен и скверны жизни, превратностей судьбы, освободить сердце от греха и слепоты. Отдавшись в руки чистых душой и телом жриц, она подумала, что безжалостно предает могиле забытья тело Радопис, кокетливой куртизанки, насмехавшейся над мужчинами и опустошавшей их души, танцевавшей на бренных останках своих жертв, на осколках их разбитых сердец. Она ощутила, что по ее венам потекла свежая кровь, удовольствие, счастье, чистота помыслов переполняли сердце и охватывали все ее чувства. Затем Радопис упала на колени и стала неистово молиться. На глаза выступили слезы, она молила бога благословить ее любовь и новую жизнь. Радопис вернулась во дворец такой счастливой, что почувствовала себя птицей, расправлявшей крылья в ясном небе. Шейт едва сдерживала радость, когда приветствовала ее.
— Да будет благословен этот день, моя госпожа, — просияв, сказала она. — Ты знаешь, кто приходил в наш дворец, пока тебя не было?
Сердце Радопис забилось быстро и неистово.
— Кто? — воскликнула она.
— Несколько человек, — ответила рабыня, — самые искусные мастера Египта. Их прислал фараон. Они осмотрели комнаты, коридоры и залы, измерили высоту окон и стен, чтобы обставить все новой мебелью.
— Правда?
— Да, моя госпожа. Скоро этот дворец станет чудом века. Какая же это выгодная сделка!
Радопис не поняла, что имеет в виду рабыня. Затем ее осенило, и она сдвинула брови.
— Какую сделку ты имеешь в виду, Шейт? — спросила она.
Рабыня подмигнула.
— Сделку, которая называется твоим новым романом, — ответила та. — Клянусь богами, мой повелитель стоит всех богачей этой страны. После сегодняшнего дня я не стану жалеть, видя спины уходящих торговцев Мемфиса и командиров юга.
Лицо Радопис покраснело от гнева.
— Довольно! — закричала она. — Это не торговая сделка.
— Извини. Моя госпожа, если бы мне хватило смелости, то я спросила бы, как все это называется.
Радопис вздохнула:
— Прекрати пустую болтовню. Разве ты не видишь, что на этот раз у меня серьезные намерения?
Юная рабыня уставилась на красивое лицо хозяйки и, немного помолчав, сказала:
