Ткань делаем и тесьму – этим живем. Дармовой хлеб нам не нужен. Безделье ведет к греху, а грех – путь в преисподнюю.
– Похоже, ты – вдова, а девушка – дочь тебе. И красота ее необычайна, и не пристало ей сидеть в бедной хижине. Вот увидит ее важный вельможа и поселит в богатых палатах.
– В старину говорили: “Во дворце кривда, в хижине правда”. Быть бедным не стыдно, стыдиться бедности стыдно.
Ахан присмотрелся получше к собеседнице, и сердце замерло от ужаса: с ним говорит Наама, любимая жена Иорама, бывшего хозяина его. Гость сделал вид, что не узнал ее, и скрылся, смущенный до крайности.
Ахан поспешил поделиться новостью с Хэлой.
– Душа трепещет от жалости и страха. Я помню бедняжку в прошлом – создание нежное и изнеженное. А дочь ее – как цветок в пустыне. Горе нам, Хэла! Столько зла принесли дому Иорама, и себе никакой корысти, – горестно воскликнул Ахан.
– Держи язык за зубами! Какое несчастье эта встреча! Лучше меньше знать и жить в неведении. Проговоришься – и нас и детей погубишь! – ответила Хэла, испуганная мужниным открытием.
– Я вот что сделаю: куплю у них ткани и тесьмы за хорошую цену, а заплачу из амбаров Азрикама – ведь это же Иорама добро, стало быть, им принадлежит.
– Действуй с умом, да будь осторожен. Страшно мне: выйдет дело наружу, и – крышка нам!
Наука и мзда за нее
Миновал год с того дня, как Амнон спас Тамар от неминуемой гибели. В честь годовщины Иядидья задумал совершить семейное жертвоприношение и назначил Азрикама возглавлять процессию званых гостей, о чем и послал сообщить ему.
Азрикам призвал к себе Зимри.
– Ты любишь меня, и потому, не таясь, скажу, что пиршество, Иядидьей затеянное, как кость в горле моем. Досыта наслышан о подвигах пастуха. Тошно смотреть, как Тамар ослеплена его славой и меня уж знать не хочет, – сказал Азрикам.
– Да, ты прав, Амнон предстанет во всем великолепии геройства, одетый в красивейшие военные доспехи и с мечом на боку. Красотой и статью вновь поразит воображение Тамар и сорвет изрядный куш восторгов и похвал, – поддержал Зимри.
– Вот и не пойду я бражничать, – возвестил Азрикам, – передашь Иядидье, что я болен.
– Не горячись и выслушай меня со вниманием, – стал поучать юного друга многоопытный Зимри. – И впрямь вчерашний пастух каменной стеной стал на твоем пути к сердцу вожделенной Тамар. Но многого ли достигнешь, показав спину сопернику? Это – ложная тропа. Присмотрись ко льву или другому дикому зверю. Осторожен и тих, как полевая мышь, могучий кровожадный хищник терпеливо сидит в засаде, карауля жертву. Кто мимо идет, не подозревает беду и становится добычей когтей и зубов. Таков путь хитрости к успеху. Орудие зверя – клыки, а человеку Бог дал лживый язык. Второе – сильнее. Зубы десяток загрызут, а ложь с тысячью справится. Кровь жертвы выдаст хищника, а умное слово сбережет лгуна.
Преподам тебе науку полезную и хорошо проверенную. Кто ей следует – всего в этом городе добивается. Дело простое: каверзы замышляй по ночам, а днями ищи мудрости у коэнов, а еще: зубами кусайся, а языком льсти. Вот и все. Разве не просто?
Амнона люби на словах, а в сердце устрой засаду. Главное, чтобы пламя злобы не пробивалось наружу. Пусть ненависть тяжелым свинцом лежит на дне души, а на лице – не появляется. Так и врага изведешь, и сам выйдешь чист, – закончил Зимри.
– Послушать речи твои чудесные – будто язычник говорит. А знаешь ли, как разбить зловредный братский союз Амнона и Теймана? – спросил Азрикам.
– Натянешь потуже тетиву лукавства, выпустишь меткую стрелу лжи, и вот уж затрепетала добыча в руке коварства. Я помогу. Орошу благодатной росой чувства брата и сестры к Амнону. Позабочусь, чтоб любовь расцвела, а плоды не завязались. А потом и саму любовь, как мякину с гумна, ветром сдует. Внесу в умы смятение. И лопнут прочные нити, что связали сердца троих. Главное, однако – молчание. Мраком тайны осветим наш путь. Разве не так поступают рыбаки, расставляя сети в туманный день и поднимая со дна реки ил и грязь?
Азрикам поставил на стол вино, угощает Зимри.
– Наслаждаемся сладким вином, а сколько рук потрудились ради этой сладости!? И землепашцы, и сборщики, и виноделы! Вполне ли ты меня понимаешь? – спросил Зимри, пробуя из кубка.
– Мысль твоя глубока и ко многому приложима. Скажи понятнее, на что намекаешь, – ответил Азрикам.
– Поясню. Чтобы сослужила службу сладкая, как вино, ложь, требуется умная рука, эту ложь направляющая. А рука тем вернее, чем полнее. Приятный груз вложить в нее требуется. Сам видишь, Азрикам, как откровенен я с тобой и посему претендую на взаимность. Надеюсь, откроешь мне душу и мошну заодно. За опыт я платил дорогую цену, зато он – лучший учитель. Придется и тебе раскошелиться.
– Да, ты, не скупясь, показал свою силу щедро. Щедростью сильного отплачу, лишь обделаем наши дела, – посулил Азрикам.
Диспут
В тот же день Азрикам пришел в один из своих амбаров, оглядел житницу и думает: “Осталось в закромах старое зерно. Пришла пора заменить его новым. Старое же продам за деньги и пополню казну”.
Назавтра Азрикам вымылся в бане, натер тело ароматным мирровым маслом, нарядился, как на праздник, и отправился в дом к Иядидье. Раньше всех гостей явился.
– Здравствуй, Тамар, – приветствовал Азрикам.
– Здравствуй, мой господин.
– Когда услышу “Мой любимый”?
– Нет любви. И опять не угодила. Разве не жаловался, что не величаю тебя по заслугам? Приветствую тебя, как важную особу, а ты в ответ гримасу строишь, словно лимон съел!
Тут появился Тейман. Расположился у окна, смотрит. Вскрикнул от восторга, подзывает Тамар и Азрикама. Сестра подошла, вместе с братом глядят в окно. Видят, всадник едет на чудном коне. Это – Амнон. Богатые доспехи, меч в ножнах. Шлем на голове, сам закован в броню. Гордо сидит в седле наездник. Красиво, легко летит конь, попирает копытами землю, и спина его покрыта львиной шкурой. Сильной рукой Амнон обуздал коня и остановил у самого окна под восхищенными взглядами Тамар и Теймана.
– Куда несется твой конь? – спросил Тейман.
– В Царское поле, на боевую выучку к своим четвероногим собратьям. Конь знает, где коня ждут.
– А всадник знает, где всадника ждут? Помнит ли, что он виновник сегодняшнего пиршества? Неужели главное место будет пустовать? – вопрошает Тейман.
Конь нетерпелив – бьет копытом, встает на дыбы, рвется вперед.
– Мне уж знаком этот буйный нрав. Сперва определю коня на место в
