— Рядом со жрецами, которые всю жизнь общаются с богами, часто чувствуешь такое, — возразил Птолемей.
— Да, может быть, — легко согласилась Таис и обняла его за плечи. — Хотя другой жрец как раз действовал на меня подавляюще. Видимо, он слишком гордился своими тайными знаниями, и ощущение собственной значимости нарушало его внутреннее равновесие.
— Может, это вопрос симпатии? Кто тебе симпатичен, тот и действует на тебя хорошо? — не сдавался Птолемей.
— Клянусь Зевсом, Клит мне симпатичен, но как он меня изводит! — рассмеялся Александр, а за ним все остальные, ибо все знали эту особенность Клита.
— Значит, я заслужила свой титул «царской родственницы» тем, что успокаиваю тебя, сама того не подозревая?
— Ты зря иронизируешь, Таис. Вывести меня из равновесия — на это все мастера. А привести в человеческое состояние — назовем вещи своими именами — удается очень немногим. Быть моим добрым гением — это потрудней, чем командовать лохом или илой. Если для тебя самой почести ничего не значат, то они должны служить для других сигналом, что к тебе надо относиться уважительно. И потом, я преследую и свой интерес. Как «родственница», ты обязана целовать меня при встрече.
— Я тебя и так поцелую, по доброй воле, — пообещала Таис.
Вот такой состоялся разговор, который хорошо запомнили не только Таис и Геро.
Да, теперь все было в прошлом: каппадокийская весна, умница Геро, плодотворное душевное общение. Как его не хватало. Снова Таис осталась одна-одинешенька и в полной неизвестности о том, что есть и что будет. И не только с ней, но и со всеми.
Летом армия проделала изнурительный марш в 450 км из Апкиры на юг по летней жаре, вдоль мертвого озера в безводной степи, по склонам Тавра. Хотя Александр свободно перешел через Киликийские ворота — узкий, шириной в одну повозку, проход между горами, с которых его армию можно было без всяких больших сражений погубить, завалив камнями, его чуть не извели холодные воды Кидна! Спасибо богам, врачу Филиппу, силе воли и закаленному телу Александра, что он поднялся. Самое время, ибо Дарий с армией уже перешел Евфрат. Как страшно, что-то будет, как решится исход войны, не отвернется ли военная удача от Александра? Дошли слухи, что Дарий устроил в Вавилоне подсчет своим несметным войскам: от восхода солнца до ночи, целый день, отряды входили в укрепление, вмещающее 10 тысяч человек. Целый день! Сколько же их! Да, недостатка в солдатах у Дария нет, зато, хотелось надеяться, нет и той храбрости, того военного таланта, которые есть у Александра.
Дарий совершил большую ошибку, с самого начала недооценив своего противника. Он был уверен, что его сатрапы без проблем откинут наглого выскочку обратно за Геллеспонт. Сокрушительная победа Александра у Граника сбила Дария с толку, но он решил, а придворные советники рьяно поддакивали ему, что произошло своего рода недоразумение. Однако Дарий, вопреки недовольству окружения, назначил командующим армии Мемнона, главу греческих наемников — лучших войск в армии Дария. Это был удачный ход, и, останься Мемнон жить, история могла бы сложиться по-другому. Смерть Мемнона вынудила Дария самому возглавить оборону. На сбор войск со всех краев необъятной империи ушли многие месяцы, за которые парень «во фригийской шапке на рыжих волосах» завоевал не только Фригию, откуда шапка, но практически всю Малую Азию, жемчужину Персидской державы.
Вообще-то этот поэтический эпитет относился к афинскому герою Персею, но с легкой руки перса Артабаза, нашедшего приют в изгнании у Филиппа и знавшего Александра с малолетства, перекочевал на него. Уже тогда мало кто мог устоять против невинно-нахального обаяния Александра. В три года он умудрялся, заливисто смеясь, отбирать игрушки у своих приятелей, ломать их песчаные постройки — и при этом сохранять их дружбу; а в пять лет верховодил десятилетними. Отец обожал своего сына — умника и озорника — и предсказывал ему большое будущее. Артабаз догадался, что за этим пророчеством стояла не только слепая родительская любовь, но прозорливость и здравый смысл Филиппа, и события последующих лет подтвердили это.
Персидская армия, отягощенная обозом, казной и огромным двором с гаремом, армией слуг, рабов и евнухов, двигалась медленно, но Дарий не переживал о потере драгоценного времени. Он не сомневался, что тьмы его солдат уже одной своей массой без проблем раздавят кучку «яванов».
Прибыв в город Солы, разбив сопротивление горцев Киликии, Александр выполнил обеты, данные богам за его выздоровление: принес жертвы и устроил торжественное состязание в честь Асклепия и Афины, чем продемонстрировал презрение врагам, чествуя богов у них под носом. Александр встретился с войсками Пармениона, который разведывал горные проходы, ведущие к Иссу, городку на границе с Сирией. Узкое, сдавленное горами и морем место Александр посчитал идеальным для сражения, так как оно не давало возможности Дарию развернуть все свои войска.
Таис долго не видела Александра, занятого приготовлениями к сражению, но получила от него записку: «Таис с пожеланием здоровья. Переждешь это время в Солах, письмо начальнику гарнизона прилагаю. Не балуй щенка Адониса. Увидимся после победы. Александр».
Как он самонадеян, но от того, подтвердит ли жизнь его уверенность в себе, зависело будущее многих тысяч людей, в том числе и ее собственное.
Исс. Ноябрь 333
По иронии судьбы или по ее благосклонности, армия Дария расположилась именно на том месте, где ее хотел видеть Александр. Поначалу войска разминулись. Дарий понял это, наткнувшись на лагерь-лазарет, где персы перебили всех больных и раненых македонцев и эллинов-союзников. Дарий решил, что Александр бежит от него, и повернул свою армию назад к городку Иссу. Когда же разведка доложила об этом Александру, он не мог поверить своему везению, пока не убедился воочию, что 300-тысячное войско Дария оказалось запертым в теснине между морем и горами. Молитвы Александра были услышаны!
Решающий час пробил. Александр произнес перед войсками пламенную речь, в зависимости от национальности воинов делая упор на разные аспекты. Македонцам, добившимся стольких побед, он напомнил об их древней славе и о том, что им не составит труда покорить остаток мира — весь восток станет их добычей. Грекам он напомнил, что вся война была начата с целью отмщения за поругание Греции. Иллирийцам и фракийцам, более других привыкшим жить грабежом, он пообещал роскошную добычу. Так умело воздействовал он на умы и чувства людей, суть которых он прекрасно понимал.
Армии построились для битвы, противников разделяла река Пинар. На правом крыле у горы расположилась пехота стратега Никанора, сына Пармениона, рядом с ним — полк Кена, за ним — Пердикки. На левом впереди стоял полк Аминты, за ним — Птолемея, сына Селевка, и рядом с ним — Мелеагра. Пехотой левого фланга командовал Кратер, а всем левым флангом — Парменион, которому было приказано не отходить от моря, чтобы не дать противнику возможности окружить македонцев. Сам Александр с гетайрами и фессалийцами расположился справа. Большинство своей кавалерии Дарий направил против Пармениона, к морю, где было больше простора для конной атаки. Увидев это, Александр немедленно послал туда фессалийцев, по тылам и тихо, чтобы не поднимать пыли и тем самым не выдать передислокацию персам. Войска Александра в несколько раз уступали персам по числу, но превосходили по умению, вооружению, дисциплине и мужеству. На этом строил Александр свой расчет.
