— Приготовиться! — скомандовал он. Ружья были подняты на уровень плеча.
— Да проклянет тебя навсегда Господь! — крикнул губернатор.
На губах Лазара появилась жестокая улыбка.
Проклянет? Если бы только Монтеверди знал!
Но что-то мешало ему отдать приказ. У него возникло смутное ощущение, что нужно забрать оттуда малыша и вон ту пожилую женщину. Лазар снова посмотрел на море, словно моля эту бездонную глубину дать ему совет. Он увидел на горизонте черную точку, несомненно, флагман генуэзского флота.
Сентиментальный идиот! Кончай же с этим!
— Кэп? — прозвучал голос Салли.
Лазар не ответил, он прислушивался к ветру. Но ветер молчал; лишь в его голове звучали возгласы призраков, жаждущих крови. Он хотел, чтобы это все поскорее закончилось. Хотел покоя.
Ему ничего не нужно было говорить Салли. Одно движение его глаз в сторону моря, потом взгляд на руки, забрызганные кровью. Этого сигнала вполне достаточно.
— Хорошо. — Салли кивнул.
Лазара радовала преданность людей. Как хорошо они знали его! Его братья.
— Готовьтесь! — протяжно скомандовал ирландец.
Лазар поднял голову и взглянул на клан Монтеверди. В конце концов, это его дело. Он не станет отворачиваться, как изнеженная дама, которая и в опере не может смотреть сцены смерти.
— Целься!
И в этот момент взгляд Лазара задержался на дверном проеме.
В девственно белом воздушном платье, с распущенными волосами, развевающимися на ветру, она стояла в тени каменного проема. Ее бездонные, широко распахнутые глаза выражали ужас и недоумение. Она замерла на секунду, но через мгновение ринулась вперед, словно паря в воздухе перед нацеленными на нее ружьями. Они уже готовились изрешетить ее свинцом.
Выкрикнув ее имя, Лазар бросился к Аллегре. И тут же услышал крик Салли:
— Опустить ружья!
Едва они столкнулись, девушка стала бить его кулаками в грудь, выкрикивая невнятные проклятия. Лазар схватил Аллегру за руки и хотел встряхнуть, но побоялся сломать ее хрупкие кости. Вырвавшись, она упала на колени и запрокинула голову, открывая взору прелестную линию шеи.
— Сделай же это, если у тебя хватит смелости, гнусный вор! — воскликнула Аллегра.
Лазар смотрел на нее, пряча растерянность за показным презрением. Он непременно отстегает викария. Черт возьми, надо же такому случиться!
— Что же я должен сделать, дурочка? — спросил Лазар с деланной дерзостью.
— Перерезать мне горло! — гневно выкрикнула она. — И не думай оставить меня в живых, если уничтожишь всю мою семью.
Решимости у него поубавилось. Это чистое молодое создание давно должно было бы упасть в обморок. Однако, как истинная жительница острова Вознесения, она была рождена для борьбы.
— Делай же это, черт возьми!
— Я, пожалуй, надеру тебе уши, — пробормотал он, поднимая ее на ноги.
— Я не позволю вам совершить это черное дело, капитан — или как вы там себя зовете — Лазар! — Аллегра дрожала от ярости, и ее глаза полыхали огнем.
— Ты не остановишь меня. Мне очень жаль.
Руки Аллегры сжались в кулачки. Она подняла их и прижала к пунцовым щекам.
— За что? За что? Что мы сделали? В чем наше преступление? — дрожащим голосом спрашивала она.
— Ты ведь понимаешь, что это месть.
— Но вендетта запрещена! Король Альфонс принял закон об этом еще двадцать лет назад!
Лазар покачал головой при этом нелепом возражении. Как будто это ему неизвестно! Доброта — вот что погубило отца.
— Это мой долг.
— Убить мою семью? — Из ее груди вырывались рыдания вперемешку с безумным смехом. — Что это за долг? Ты забрал все, что у нас было. Разве этого недостаточно? — Глаза Аллегры наполнились слезами. — Ты сказал, что я должна доверять тебе!
Его сердце разрывалось от муки.
— Аллегра!
Слезы побежали по щекам девушки. Ее беззащитность почему-то привела Лазара в ярость. Он отпрянул от Аллегры, потом снова склонился над ней:
— Спроси своего отца! Ну же, скажи ей, старик! Скажи, что ты сделал! Скажи, кто я! Расскажи, как ты стал предателем и продал моего отца и всю семью Фиори генуэзцам!
Аллегра в ужасе посмотрела на отца:
— Папа?
Монтеверди отступил к стене, и лицо его приобрело странный зеленовато-белый оттенок.
— Папа, скажи хоть что-нибудь! — взмолилась девушка. Взгляд губернатора метался от Аллегры к оторопевшим родственникам, от Лазара к его людям с ружьями.
— Признайся же, и я отпущу детей и стариков, — предложил Лазар.
— Папа? — закричала Аллегра.
Еще до того как старик открыл рот, Лазар уже понял, что Монтеверди струсил и будет лгать.
— Дочь, я невиновен. И никогда в жизни не видел этого преступника!
Лазар засмеялся, хотя все в нем дрожало от гнева, и подтолкнул Аллегру к ирландцу:
— У меня нет времени разбираться с этим! Салливан! Запри девушку в моей каюте, пусть викарий даст ей опийную настойку, и смотри, чтобы она ничего с собой не сотворила.
Губернатор вскрикнул, когда Аллегра вырвалась из рук Салливана и, упав, вцепилась в ноги Лазара. Он растерянно смотрел на девушку, распростершуюся перед ним.
— Господи Иисусе! — Лазар отшатнулся. Он, Дьявол Антигуа, не боявшийся ни Бога, ни человека, почувствовал, что близок к панике.
— Возьми меня вместо них, — повторила Аллегра.
Так я и собирался сделать, подумал Лазар, но, потрясенный ее жертвенностью, не смог произнести эти слова.
— Аллегра Монтеверди, немедленно поднимись! — прокричал ее отец от края крепостной стены. — Я лучше тысячу раз умру, чем увижу тебя в таком виде!
Она, казалось, ничего не слышала.
Лазар наклонился, чтобы поднять ее. Аллегра схватила его руку и, покрывая ее поцелуями, шепотом умоляла пощадить их. Словно завороженный, Лазар смотрел на нее.
Наконец она посмотрела на него затуманенными от слез глазами.
— Прошу, отпусти их, Лазар. Возьми меня вместо них. Я сделаю все, что ты захочешь. Клянусь.
Господи, как ему хотелось уступить ей!
Он был готов предать родителей второй раз и бежать, потому что его долг оказался для Лазара непосильным. И от этого в нем снова вспыхнула ярость. Он почувствовал, как жестокость застилает ему глаза — последняя жалкая защита перед ней.
— Все что угодно?
Аллегра кивнула. Низкий, дьявольский смех вырвался из груди Лазара. Он взял девушку за подбородок и посмотрел ей в глаза:
— Неужели ты стоишь так дорого?
Она в страхе отшатнулась.
— Ты не понимаешь, о чем просишь! — Гнев захлестнул его. Грубо оттолкнув ее, Лазар выпрямился. — Уж не считаешь ли ты, будто можешь заменить мне все, что я утратил? Мою мать, отца, мой дом? Мое будущее? Мою гордость? Ты способна вернуть мне все это? Воскресить моего отца из мертвых? Взять тебя? А что ты для меня? Ты же ничего не знаешь об этом, черт побери!
